Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
Между прочим, с весны 1922 года принято отсчитывать время правления Иосифа Виссарионовича, полагая, что звание генсека обеспечило ему безграничную власть. Якобы от этого поста зависело, кого и на какую ответственную должность перебросит партия. Отнюдь. Во-первых, кадровый подбор – прерогатива не генсека, а Секретариата, то есть коллегии, состоящей из трех членов – Сталина, Молотова и Куйбышева. Для принятия решения, при всем уважении к авторитету генсека и, куда важнее, члена Политбюро Сталина, все равно необходимо большинство в два голоса. Во-вторых, Секретариат не решал, а рекомендовал Оргбюро. А в Оргбюро заседало семь человек. И здесь нужно большинство в четыре голоса. В-третьих, на любое решение Оргбюро мог наложить вето любой член ЦК, переадресовав его на утверждение в Политбюро, где с апреля 1922 года для большинства требовалось не три, а также четыре голоса.
Вячеслав Михайлович Молотов. [РГАСПИ]
Как видим, Сталин самостоятельно расставлять своих людей по всем ключевым должностям никак не мог. Надлежало заручиться согласием достаточно большого круга соратников, вовсе не склонных потворствовать установлению чьей-либо единоличной власти. Кирову в Баку было куда проще. По причине серьезного кадрового «голода». На пленуме ЦК АКП, длившемся с 19 по 23 августа 1921 года, пытались организовать секретариат по московскому образцу, из трех членов, но тщетно.
«Секретариат у нас ввести очень трудно. Трех свободных товарищей из членов ЦК мы не найдем», – признался Буният-Заде, сторонник Нариманова.
«При наших материальных ресурсах нам едва ли удастся организовать секретариат. В течение этого времени, как товарищ Киров здесь, мы не сумели выделить даже одного человека, чтобы он работал в качестве заместителя секретаря», – заявил Егоров, противник Нариманова. В общем, оставили до осени, до очередного съезда партии, Кирова единственным секретарем ЦК АКП. Казалось бы, уникальный шанс – расставляй по ключевым позициям «своих» протеже. Не расставил, ибо, во-первых, где они, «свои»? А главное, над секретарем возвышались ещё две структуры – Оргбюро и Политбюро, каждая из пяти членов, в каждой хрупкое равновесие между фракциями Нариманова и Мирзояна, и каждая нуждалась в секретаре-арбитре. Секретарь-интриган с честолюбивыми помыслами или секретарь, ангажированный кем-то, никого не интересовал и рисковал неминуемым скорым фиаско [218].
В Москве примерно та же история, и «своих» неизвестно, где искать, и примирять треуголку Бонапарта просто некогда. То в одном губкоме, то в другом вспыхивают конфликты, вникать в которые и улаживать – обязанность как раз Секретариата ЦК РКП(б), и не одного Сталина, а всей коллегии – Сталина, Молотова, Куйбышева. Весной 1922 года одна из таких «склок» парализовала работу Астраханского губкома. Возникла она после IX губернской партконференции (15–19 февраля). На ней при переизбрании губкома местная контрольная комиссия дала отвод четверке кандидатов, среди которых оказался уважаемый в губернии и городе профсоюзный лидер Ф.А. Трофимов.
ГКК возглавлял молодой эмигрант-немец, «спартаковец» Гейнрих. Похоже, противники старого знакомого Кирова воспользовались неопытностью и принципиальностью иностранца, чтобы избавиться от сильного соперника. Предлогом для остракизма стал банкет на последнем профсоюзном съезде, превратившийся, по мнению некоторых, «в безобразную попойку». Вот на этом основании Трофимова и не допустили к выборам. Явная несправедливость возмутила астраханских ветеранов – нового секретаря губернской контрольной комиссии П.А. Унгера, бывшего секретаря горкома А.И. Соколова, которых поддержал новый секретарь губкома Ляк. Противную «фракцию» образовали в основном «приезжие» во главе с завотделом агитпропа Емельяновым. Они стали настаивать на «переброске» из Астрахани оппонентов, прежде всего Трофимова и Соколова. Губернские «партинквизиторы» и часть губкома, меньшая, воспротивились. Тогда Емельянов отправился в Москву, за ним поспешили Ляк и Соколов. Выслушав Емельянова, Секретариат 8 марта одобрил «переброску»; выслушав Ляка и Соколова, Оргбюро 4 апреля «переброску» отменило. Между тем в Астрахани ГКК исключила Емельянова из партии. Губком в ответ избрал его секретарем вместо Ляка.
Из Москвы на Волгу срочно выехал особо уполномоченный ЦК Леонов. Попытка примирить обе стороны успехом не увенчалась, после чего 23 мая на заседании Секретариата ЦК РКП(б) инспектор посоветовал отозвать из Астрахани всех – и Трофимова с тремя профсоюзными соратниками, и Емельянова, и Унгера, а из Москвы на замену прислать Муравьева и Сергиевского, «рекомендуя первого секретарем губкома, а второго предгубисполкома».
Что касается Соколова, то Леонов предложил «командировать в Астрахань кандидата в члены ЦК РКП товарища Кирова на одну неделю на предмет намечения дальнейших практических мероприятий по оздоровлению астраханской организации и в частности для выяснения вопроса об отзыве товарища Соколова в распоряжение ЦК». Сохранился собственноручный оригинал «предложения Леонова по докладу о состоянии астраханской организации», адресованный Оргбюро ЦК РКП(б) и написанный на листке в клеточку, почти без помарок, в день доклада, 23 мая 1922 года[219]. Из документа следует, что инициатива о Муравьеве и Сергиевском принадлежит именно Леонову, а не Сталину. К тому же в повестке дня вопрос стоял под номером двадцать третьим. А всего три секретаря рассмотрели шестьдесят пять. И понятно, почему Сталин, Молотов и Куйбышев санкционировали все восемь рекомендаций Леонова без дополнений и без поправок. Им было явно не до того, чтобы вникать в детали и тем более подумать о том, что на открывшуюся вакансию секретаря губкома можно назначить «свою» креатуру, а не Леонова…
Зато куда интереснее два иных обстоятельства. Леонов, скорее всего, озвучил пожелания астраханцев, а те вспомнили не о Куйбышеве – секретаре ЦК РКП(б), а о Кирове – секретаре ЦК АКП, который, «когда ошибка допущена или совершена… быстро её признает и делает из неё соответствующие выводы» (из «карточки характеристики», май 1923 года). Во-вторых, примечательна реакция Сталина. Он не возразил против того, чтобы отвлечь на целую неделю неформального лидера Азербайджана от более важной работы, чем заурядная инспекционная поездка в один из провинциальных губкомов. Генсек счел полезной данную командировку, хотя Секретариат уже предрешил судьбу всех участников склоки, кроме А.И. Соколова и Ляка. Но неужели ради Соколова и Ляка Кирову надлежало отлучиться из Баку?
Предложения уполномоченного ЦК РКП(б) Леонова о мерах по прекращению конфликта в астраханской организации, 23 мая 1922 г. [РГАСПИ]
Кстати, Леонова секретари ЦК отправили в Астрахань повторно «для согласования с тов. Кировым проведения в жизнь постановления ЦК». Однако ничего «согласовать не пришлось, так как тов. Киров приехал очень поздно», в середине июня. Судя по протоколам бюро губкома, оно во главе с Емельяновым 1 июня «согласилось, в основном, с постановлением ЦК», все ещё настаивая на «переброске» и Соколова с Ляком, 7 июня заслушало и приняло к сведению «информацию тов. Леонова о постановлении ЦК», 12 июня «предложило немедленно выехать» из Астрахани всем уже отозванным по постановлению ЦК, а 16 июня в присутствии Кирова и Муравьева созвало на 19 июня
