Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
В середине августа Марлен Дитрих возвращается в Париж, чтобы через несколько дней отплыть в Соединенные Штаты. Снявшись в фильме «Дестри снова в седле», она надеется обрести былую популярность. «На политической арене ясности нет, — записывает в дневник Ремарк, оставшийся на побережье Ривьеры, — Данциг, Польша. Швейцария для меня — слишком тесный мирок». Все ждут, какие шаги предпримет Берлин. Ремарк в нерешительности. С Пумой в Америку? «Тревожные дни. Война в воздухе... Просматривал утром газеты: во Франции началась мобилизация... Не отправиться ли мне в среду в Нью-Йорк? Если еще возможно... Только что узнал о подписании русско-немецкого пакта о ненападении». Жребий брошен. Сталин подписал договор с дьяволом, Гитлер изготовился к удару по Польше.
Вся Франция обратилась в бегство. 29 августа Ремарк подъезжает к Парижу. «Всюду мобилизованные с чемоданчиками. Повозки и телеги. Цветные солдаты. Вечером все это приобретает почти призрачный вид... Темные колонны в свете прожекторов. Понурые, беспокойно вздрагивающие лошади. У развилки под Фонтенбло — громадный белый крест... Молчаливые леса. Над равнинами почти полная луна. Маттиас Клаудиус[56]. Многое наводит на раздумья. Граница и первые кварталы города. Дома и улицы затемнены на случай ночных налетов. Елисейские поля. Арку не видно».
Вечером Ремарк сидит в ресторане «Фуке» на роскошном парижском бульваре, терзая себя укорами, погруженный в сомнения. «Уезжать противно. Все во мне протестует против этого. Голова пухнет от мыслей, я презираю себя, и в то же время во мне крепнет какая-то решимость... Тихое ощущение полноты жизни. Презираю себя за то, что не беру с собой Петера. Подумав, прихожу к выводу, что не могу этого сделать, ибо не желаю терять Пумы... По-прежнему не хочу уезжать. Не хочу дать отсюда тягу. Но Пума будет перепугана до смерти: она нуждается во мне.
Я сидел на улице, смеркалось, мне нравился этот город, хотелось остаться, и в то же время я знал, что не смогу остаться, так как пароход скоро отчаливает. Вечером попытался дать телеграмму. Цензура. Текст, обязательно на французском, надо показать в префектуре. Ужинал в “Фуке”. Кругом темнота, не светилась даже реклама. Странная картина. Официантов мало — мобилизация... Пошел в отель. Серебряная луна висела над черным городом».
Утром Ремарк едет в Шербур и вместе с мужем и дочерью Дитрих поднимается на борт «Куин Мэри». На сей раз плавание пройдет без особых удобств. Койки установлены даже в кают-компании. Курс на Нью-Йорк взял корабль с беженцами. В темном неспокойном океане затаились немецкие подводные лодки.
Глава седьмая
«ЧЕЛОВЕКУ НУЖНО ИМЕТЬ СИЛЬНОЕ СЕРДЦЕ...» (1940–1948)
В конце 1930-х годов Соединенные Штаты все еще переживали серьезный экономический кризис. Выиграв президентские выборы и провозгласив «New Deal»[57], Франклин Рузвельт добился поначалу резкого сокращения армии безработных. За четыре года (1933–1937) их число уменьшилось с 15 до 6 миллионов. Но уже в следующем, 1938 году оно снова возросло — до 10 миллионов. После безуспешных попыток Вудро Вильсона заложить в Европе основы прочного мира в американской внешней политике возобладал изоляционистский курс. На фоне раскола Европы, вызванного фашизацией Италии, Германии, Испании и некоторых Балканских стран, строгой политики нейтралитета придерживалось и правительство Рузвельта.
Америка стала желанным прибежищем для всех эмигрантов. Попасть в страну было очень трудно, но перед тем, кто справлялся с такой задачей, здесь открывались более широкие возможности для применения своих сил, чем в каком-либо ином месте земного шара. Бумажная война с пришельцами хотя и не прекращалась, но велась она в Штатах гораздо более гуманными методами, нежели в государствах, соседствовавших с Третьим рейхом. При этом ни президент, ни Конгресс не собирались отступать от установленных квот даже тогда, когда гитлеровский вермахт оккупировал пол-Европы и обстановка по эту сторону океана накалилась до предела. Американские консульства в Вене, Праге, Париже, Марселе осаждались толпами тех, чья жизнь оказалась под угрозой, а то и просто висела на волоске. Получить разрешение на въезд в США мог, однако, только тот заявитель, друзья или родственники которого гарантировали своим имуществом, что иммигрант не станет финансовой обузой для принявшего его под свой кров государства. Ситуация усугубилась с началом войны: обладателю вида на жительство приходилось бороться теперь и за место на трансатлантическом лайнере. Вскоре в европейских портах практически не осталось лазеек, позволявших до сих пор ускользать от германских ищеек. Так столица нейтральной Португалии стала одним из последних мест, откуда можно было со временем отплыть в Новый Свет. С оккупацией Франции немецкой армией в мае — июне 1940 года тысячи эмигрантов попытались перебраться в Лиссабон через Пиренеи. С риском для жизни это удалось сделать Генриху и Голо Манн, Лиону и Марте Фейхтвангер, Францу и Альме Верфель, а также Анне Зегерс с ее семейством. Вальтеру Беньямину душевных сил для этого не хватило. Потеряв всякую надежду на спасение, он покончил с собой на испанской границе.
Писать роман «Возлюби ближнего своего» Ремарк начал в апреле 1938 года, а закончил уже будучи эмигрантом. После темы войны с ее тяжелейшими последствиями для людей, выживших в огне страшных сражений, новой книгой открывалась вторая большая тема в творчестве писателя — жизнь человека вдали от родины, на чужбине, в изгнании. Эта тема не отпустит его до самой кончины. За романом «Возлюби ближнего своего» последует роман «Триумфальная арка», в начале 1960-х в этот цикл войдет «Ночь в Лиссабоне», и умрет он, работая над книгой, которая будет издана его вдовой под названием «Тени в раю» и тоже будет рассказывать о судьбах людей, оказавшихся в тисках эмиграции.
В эмиграцию уходили не только знаменитые писатели и ученые, не желавшие жить по законам Третьего рейха или признанные согласно этим законам «расово неполноценными». Прежде всего из Германии изгонялись «маленькие» люди. Они объявлялись вне закона только потому, что были евреями или социал-демократами, коммунистами, либеральными демократами, публично разоблачавшими суть нацистской идеологии и вступавшими с ее носителями в открытый бой. Журналисты, профессора, юристы, политики, служащие, ремесленники, рабочие — любому из них, занесенных нацистами в списки противников режима, приходилось думать о том, что ему грозит как минимум заключение в концлагерь, а то и смерть, если он останется в стране.
Среди эмигрантов не было единства. Общим было только сознание того, что государство их преследует и стремится выдворить из страны. Зачастую отношения между ними были такими же, как в
