Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
Отношение к эмигрантам в Австрии определялось общностью языка и тесными культурными связями с могучим соседом. Многие немецкие интеллектуалы плодотворно сотрудничали с музыкально-театральной Веной и фестивальным Зальцбургом уже в веймарские годы. Цукмайер и Макс Рейнхардт, например, обзавелись там виллами еще до 1933 года. Притом что с начала 1930-х годов альпийская республика жила в состоянии, близком к гражданской войне. Австрофашисты пытались обострить внутриполитическую обстановку актами неприкрытого террора, деятели христианско-буржуазного лагеря старались предотвратить любую попытку вызвать у грозного соседа гнев или раздражение. Оплачивать все эти действа и усилия должны были беженцы. Положение их становилось все более безрадостным. Людей, оторванных от родины, выдворяли из страны, бросали в тюрьмы, лишали всякого шанса обеспечить свое существование элементарной трудовой деятельностью.
США были «раем» для эмигрантов, поскольку предоставляли им, не имеющим ни кола ни двора, гораздо более богатые возможности заработка, чем далекая теперь от них Европа. Оказавшийся в этой стране мог рассчитывать как минимум на то, что от голода он не умрет. В Нью-Йорке можно было перебиваться случайными заработками, всемирно известные киностудии в Калифорнии принимали на работу не только режиссеров, актеров, писателей, но и трудолюбивых «беглецов» без особых талантов. Правда, многие немецкие мастера слова так и не смогли найти себя в бизнесе, предполагавшем наличие кипучей энергии, смекалки, ловкости и не прощавшем неспешки, благодушия, лености. Генрих Манн и Альфред Дёблин целый год убивали время в офисе одной из киностудий, вымучивая из себя сценарии, брать которые потом никто не желал. Законы литературы и кино, особенно в его голливудской ипостаси, были все-таки весьма различными. «Фабрика грёз» ждала от сценаристов тривиального и сентиментального, заполнять залы кинотеатров и покрывать огромные производственные затраты должны были ленты с хеппи-эндом и политически безобидным сюжетом. Договоры заключались, как правило, на год, гонорары были приличными и вручались еженедельно в виде чека. Привыкнуть к столь деловитому миру было трудно. Веймарские экс-кумиры договоры обычно не продлевали, что, разумеется, не печалило могучих кинобоссов. Почувствовав, что они не отвечают простым, но ремесленнически чуждым для них требованиям, повернулись спиной к Голливуду и Брехт с Цукмайером. В строках ровесника Ремарка было немало горечи: «Город Голливуд научил меня — Рай и ад могут быть одним и тем же местом: Для неимущих рай — это ад»[58].
Проблематичным во все эти годы оставалось то обстоятельство, что правительство и Конгресс упорно отказывались что-либо менять в квотировании доступа иностранцев в США, хотя война уже началась и стала мировой. В портовых городах Европы тысячи беженцев с трепетом размышляли, успеют ли они собрать бумаги, необходимые для того, чтобы можно было достичь спасительных берегов Америки. Однако даже Рузвельт, зная о ноябрьских погромах 1938 года, отказался подписать законопроект, предусматривавший увеличение квоты на евреев, желающих перебраться в Штаты. Шла война, и на эмигрантов из Германии стали посматривать как на врагов. В Калифорнии ввели комендантский час, с раннего вечера и до утра выходить на улицу было нельзя. Такому полуночнику, как Ремарк, мера эта должна была казаться божьей карой.
Тем не менее США стали самой важной среди стран, принимавших беженцев и изгнанников. Кроме уже названных, на мели там оказались Лион Фейхтвангер, Людвиг Маркузе, Эрнст Толлер, Франц Верфель, Оскар Мария Граф, Рихард Бер-Гофман, Альфред Нойман, Герман Брох, Бруно Франк, Эмиль Людвиг, Альфред Польгар, Альфред Керр, представители «Франкфуртской школы» Теодор Адорно, Макс Хоркхаймер и Герберт Маркузе, психоаналитик Эрих Фромм, дирижеры и композиторы Бруно Вальтер, Отто Клемперер, Ханс Эйслер, Арнольд Шёнберг, Эрих Вольфганг Корнгольд, знаменитый физик Альберт Эйнштейн, многие актеры и режиссеры, в том числе Макс Рейнхардт, Эрвин Пискатор, Фриц Ланг, Вильгельм Дитерле, Фриц Кортнер, Петер Лорре, Элизабет Бергнер. Многим из них удалось пересечь океан только с риском для жизни. Центрами немецкой эмиграции в Америке можно назвать окрестности Лос-Анджелеса, где располагались крупнейшие киностудии страны, и Нью-Йорк, поблизости от которого находился Принстонский университет, гарантировавший некоторым немецким ученым (одно время и Томасу Манну) работу и хлеб. В этих двух местах с осени 1939 года жил и работал писатель Эрих Мария Ремарк.
Таков фон, на котором развивается действие его романов об эмиграции. Сам Ремарк как эмигрант обладает определенными привилегиями, но это положение не может заслонить перед зорким оком писателя жизнь других эмигрантов, а их он встречает в Штатах повсеместно. И видит, как мучительно переживают они свою брошенность и никчемность, с каким трудом сводят концы с концами, каким оскорблениям и унижениям подвергаются, как трагически складывается судьба многих из них. И может, и умеет в свои сорок лет поставить себя на их место. Скажем несколько прозаичнее: писатель увидел и почувствовал, что материал плывет ему навстречу, и он стал вбирать и впитывать его в себя, ибо обнаружил в нем свою тему. Разве все эти люди не были «потерянным поколением», заброшенным на чужбину, не знающим, на что ему надеяться и что ожидает его в будущем? Разве История не превратила их в обломки, которые носит по своим волнам безжалостная стихия жизни? Фронтовик Пауль Боймер, вернувшийся с войны Эрнст Биркхольц, эмигранты Йозеф Штайнер, Равик и Йозеф Шварц, рассказывающий ночью, в лиссабонских кафе, о своих мытарствах и злоключениях, — все они стали аутсайдерами в раздираемом противоречиями буржуазном обществе.
Да, Ремарк был независим в своих поступках, слава и деньги служили ему защитой, однако эмиграция накладывала свой отпечаток и на его жизнь. Покинув Германию, он тоже стал безродным. «Писатель без Отечества? О чем же ему писать? В чем черпать вдохновение?»
Американское издание своего первого романа об эмигрантах Ремарк снабдил эпиграфом, который можно рассматривать как лейтмотив и всех его следующих книг о жизни изгнанников: «То live without roots takes a stout heart» — «Человеку нужно сильное сердце, чтобы жить без корней». В этих словах отражаются борьба, страдания, гибель его героев. Все они оказываются выброшенными из привычной, благополучной, часто буржуазной среды и вынуждены сразу же начать борьбу за выживание, к которой они не подготовлены своей прежней жизнью. Они лишились своих корней. Загранпаспорт, вид на жительство, ночлежка, ломоть хлеба насущного, плохо оплачиваемая работа или лавка, приносящая скудный доход, — вот что занимает теперь их мысли и определяет характер их действий. Они чужие в чужой стране, они не чувствуют себя в безопасности, они беззащитны перед лицом бездушной бюрократии. Их судьба определяется властью мелкого чиновника погранконтроля, уличного полицейского, вездесущего доносчика.
«Возлюби ближнего своего»
