Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

Граф Альфред сокрушается: «Казнить героев, кланяться злодеям… Не замечать нужды и строить плахи, карабкаться по трупам вверх за славой…» Ему вторит другой граф: «Героев нет, наемники остались… Политика, торговля и культура прокладывают путь вперед по трупам. Не изменился мир». Вину за происходящее, за то, что «мир нынче служит крови, не душе», пришельцы из глубины веков целиком возлагают на своих потомков, ибо от самих живущих «зависит, с кем идти». Чех по рождению, П. Звон обиняком напомнил словакам об их совместном с чехами историческом и культурном прошлом: граф Рихард шутливо представляется как «владелец Леванты и Деветсила»…

Фашиствующие культуртрегеры негодовали. Пьесы Стодолы и Барча-Ивана были сняты с репертуара. По поводу «Муравьев и сверчков» официозная газета «Гардиста» разразилась погромной статьей, продиктованной самим министром внутренних дел.

Часто, так же как и чешские писатели в годы войны, словацкие драматурги обращались к исторической теме, черпая в героическом прошлом своего народа силы и мужество, веру в освобождение. Появились целых три «Яношика»[45] (Я. Бородача, Я. Поничана, М. Разусовой-Мартаковой), разных по своей идейной направленности и художественному уровню. И. Стодола написал «Марину Гавранову» (1941) — драму о временах реакции, наступившей после революции 1848 года, о продолжении борьбы словаков за «лучшую жизнь». В пьесе прозвучала тема России, к которой с надеждой обращали взоры словацкие патриоты.

Наперекор всем препонам и сложностям словацкая драма постепенно наверстывала упущенное, догоняя европейский профессиональный театр. Именно в первой половине 40-х годов окрепло и возмужало дарование актеров и режиссеров Й. Будского и Я. Ямницкого. Еще в 1936 году Ямницкий побывал в Москве и возвратился оттуда страстным поклонником искусства вахтанговцев, Мейерхольда, Таирова, Охлопкова. Был ему близок и «синтетический» театр Э.-Ф. Буриана.

Вскоре после возникновения Словацкого государства гестапо арестовало ведущего актера Национального театра А. Багара, выполнявшего задание антифашистского подполья, а когда его выпустили на свободу, двери театра, в котором он проработал почти со дня основания, оказались для него закрытыми.

Друзья пристроили Багара на радио, где он сперва под псевдонимом, а затем и под собственным именем занимался редакторской и режиссерской работой, играл. В мае 1942 года хлопотами Я. Бородача ему позволили гастрольное выступление на сцене Национального в роли ростановского Сирано де Бержерака. Поставленный Бородачем спектакль с участием Багара, так же как чешская «Манон Леско», стал одной из самых внушительных манифестаций в пользу свободы и против клеро-фашистского режима. Два года спустя Багар, пользуясь служебными, от радиоредакции командировками в Мартин, создает там Камерный театр. В окрестных горах уже шла подготовка к Словацкому национальному восстанию, когда состоялась премьера новой труппы: антирежимный спектакль по «Вильгельму II» Э. Верхарна — кульминационное событие на словацкой сцене в годы Сопротивления.

Деятельность Фронтового театра — последняя накануне освобождения и самая героическая страница истории словацкого театра военных лет. Детище А. Багара, участника Восстания, Фронтовой театр стал с сентября 1944 года верным спутником бойцов-антифашистов. Старенький автобус, на котором передвигалась актерская бригада Багара, неутомимо колесил по ухабистым горным дорогам. В солдатской землянке, на лесной поляне, в лазаретах артисты по нескольку раз в день давали литературно-музыкальные концерты, воодушевляя партизан на борьбу, поднимая их боевой дух, высмеивая врага, дни которого были уже сочтены — фронт приближался к довоенной границе Чехословакии.

Багар сам писал сценки, конферанс (к тому времени на его драматургическом счету было уже несколько радио- и театральных пьес), режиссировал. Иногда программы получались многоязычными, интернациональными: бок о бок со словацкими антифашистами сражались русские, французы, американцы. Находчивость и умение импровизировать не раз выручали артистов передвижного партизанского театра. О том, как много значило в ту трудную пору его искусство, каким «теплым лучом» вторгалось оно в жизнь сотен людей, свидетельствуют многочисленные отзывы зрителей, дошедшие до нас в актерских дневниках, в подшивках газеты «Правда» — центрального органа Компартии Словакии, руководившей антифашистским восстанием.

В мае 1945 года восстанет против оккупантов и Прага. Наступят долгожданные, завоеванные ценой стольких жертв мир и свобода. Чехи и словаки воссоединятся в народно-демократическом государстве. Снова во весь голос заговорят музы. Из концлагеря возвратится Э.-Ф. Буриан и возродит свой «дэчек». Из-за океана — Восковец с Верихом и тоже возобновят (к сожалению, ненадолго) Освобожденный театр. Продолжат режиссерскую работу И. Гонзл, И. Фрейка, Я. Бородач, Й. Будский. Братиславский Национальный возглавит А. Багар. Появятся новые произведения Ф. Лангера, И. Стодолы, Ш. Кралика. Довоенную пьесу Стодолы «Жена пастуха» экранизирует чешский режиссер М. Фрич, и этому фильму, первому словацкому художественному фильму, будет искренне радоваться В. Незвал, тогдашний руководитель секции кинематографии министерства информации.

В творчестве нового поколения чешских и словацких драматургов, о чем бы они ни писали — о довоенных временах, о жизни в годы войны, о Словацком национальном восстании или послевоенных буднях, — отзовутся традиции передовых чешского и словацкого театров 20—40-х годов.

И тем не менее это будет уже другая драматургия, другой театр другого времени, лежащего за хронологическими рамками нашей антологии.

Пути, по которым в 20—40-е годы шли чешская и словацкая драматургия, чешский и словацкий драматические театры, сперва отставая один от другого, затем почти поравнявшись друг с другом, вывели две эти драматургии и два этих театра на просторы большого искусства, получившего европейскую, а в отдельных случаях и мировую известность[46].

Различия и сходство исторических судеб, национальных характеров и национальных культур двух родственных народов предопределили различие и сходство двух смежных драматургии и театров: сходство духовное и стилистическое, в основе которого лежит общее стремление откликнуться на проблемы и запросы своей эпохи, знавшей взлеты и падения, победы и проигрыши.

Эпоха эта уже стала достоянием истории, но воскресает в своих героях и коллизиях здесь, в двух этих томах, а также на подмостках, где большинство предлагаемых вниманию читателя произведений, одушевленных мужественным протестом и неизбывной надеждой, по сей день живет своей второй, театральной жизнью.

И. Инов

Иржи Маген

МАЙСКИЙ ЖУК

Пьеса из студенческой жизни в четырех действиях

J. Mahen

CHROUST

Jiři Mahen. Divadelní hry, 2, Dílo Jiřího Mahena. Svazek šestý. Praha, Československý spisovatel, 1956.

Перевод с чешского Н. Аросевой.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПАНИ ЛИНЦОВА, хозяйка.

ТОНИЧКА, ее племянница.

ВАЛЕНТА, студент юридического факультета.

ФРАЙТ, студент философского факультета.

ЙОГАНИК, также студент философского факультета.

КРХНЯК, студент технологического факультета.

ЮЗЛ, студент Академии художеств.

БА́РАН, наборщик.

СЛАВИК, загадочная личность.

РАССЫЛЬНЫЙ.

ДОМОВОЙ.

Действие первое — сентябрь.

Действие второе — декабрь.

Действие третье — конец марта.

Действие четвертое — Первое мая.

Действие происходит в Праге примерно в 1905 году. Желательно, чтобы между первым и вторым действиями перерыв был коротким, минут пять, при затемненном зале, после второго действия — большой антракт, между третьим и четвертым действиями тоже всего несколько минут перерыва; все это для того, чтобы создать