Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
К р и с т и а н (внезапно появляясь, смотрит на крысолова, сжав кулаки). Я вас знаю, вы — крысолов… Что вы тут делаете, крысолов? И вообще что вам надобно в Гаммельне?
К р ы с о л о в. Что я делаю, вы видите. Нюхаю розу.
К р и с т и а н. Нюхать розу — занятие не для крысолова. А вы — крысолов.
К р ы с о л о в. Да, крысолов. К вашим услугам! Я топлю крыс по вашему и собственному желанию. Я утопил много гаммельнских крыс, но сегодня мне не хочется их топить.
К р и с т и а н. Вы в чужом саду, крысолов.
К р ы с о л о в. Я там, где чую крыс. Отцы города и вы полагаете, будто в Гаммельне крыс не осталось. Вы ошибаетесь, как ошибаются и они. Крысы здесь водятся, и, думаю, далеко ходить за ними не придется. У меня на них нюх — ведь это мое ремесло! Но не думайте, что я был в трактире «У жаждущего» потому, что там крысы… много крыс… Это заведение не в моем вкусе. Трактирщик Рёгер слишком слащав, а вино у него чересчур терпко. Я трезв. Но крысы здесь водятся. Просто они стали менее нахальны. А ведь, бывало, наглели до того, что по столам шныряли. И кто поручится, что они не обнаглеют снова?
К р и с т и а н. Это наша забота, крысолов, мы сумеем их приструнить.
К р ы с о л о в. С помощью моей дудочки. Но советую вам, милейший: остерегайтесь ее! Крысы погибают, заслышав ее звуки, и вам тоже лучше никогда не слышать ее. (Резко поворачивается и уходит.)
К р и с т и а н (смотрит ему вслед, затем входит в комнату Агнес). Она еще спит. (Приближается к ее постели.) Спит. Она еще спит, со своим детски невинным выражением.
СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ
К р ы с о л о в, Й о р г е н, н и щ и й, д е в о ч к а, д в е ж е н щ и н ы, д в о е к о с а р е й, б а б к а.
К р ы с о л о в (выходя из ворот города Гаммельна, у которых сидит нищий). Утренняя встреча была лишь мимолетным облачком, которое растает. Небо опять совсем ясное! Такого еще не бывало. (Бросает нищему монету.)
Н и щ и й. Будь счастлив, путник.
Крысолов идет дальше, городские стены и нищий у ворот исчезают.
К р ы с о л о в. Поля… Хорошо работается на них ранним утром! Они оглашаются мужскими и женскими голосами, что прорезают свежий, чистый воздух. Голоса звучат звонко, весело… О, я понимаю человеческую речь! Там вдали — пастбища. На них пасутся коровы. Как вздымают они свои головы, как спокойно и сыто мычат. О, я понимаю язык животных! Лес… Это заповедные владения девы Марии. Почтенный старый лес! Он — свидетель любви всех сынов и дочерей города Гаммельна, он знает все их услады и горести. Ему ведомо счастье и измена, ведомы вспышки и угасания. Недаром у него столько потаенных тропинок и укромных уголков! Правда, на горе Коппель тоже лес. Но как сумрачен еловый лес по сравнению с дубравой! С утренней весенней дубравой, свежей, животворной, умиротворяющей! В ветвях старых дубов и в подлеске распевают мириады птиц. Распевают, словно бы приветствуя новый день. Мне внятен язык птиц… (Идет дальше).
Б а б к а собирает хворост.
К р ы с о л о в. Как тут тихо!..
Б а б к а. Да, тихо тут…
К р ы с о л о в. Отчего же здесь так тихо?
Б а б к а. Там, где стоит фигурка девы Марии, в давние времена было совершено злодейство. Убили богатого купца, возвращавшегося с ярмарки. Найти убийцу так и не смогли, а вдова велела поставить изваяние пресвятой девы на месте, где было совершено злое дело.
К р ы с о л о в. Здесь на редкость глухо и тоскливо.
Б а б к а. Даже собака тут начинает скулить и подвывать.
К р ы с о л о в. Птицы разлетаются в страхе.
Б а б к а. Они здесь никогда не вьют гнезд. Во всем лесу нет места более укромного и глухого. (Уходит с вязанкой хвороста.)
К р ы с о л о в. Иногда подует ветер. Заколышутся листья. О, я разумею шелест листьев… (Идет дальше.) Вон впереди зеленая прогалина, сквозь заросли проблескивает гладь реки, в лицо веет свежим ветерком. Ах, как это уже далеко от города! Храма святой троицы нет и в помине. Гора Коппель, и та не видна. Бегущие мимо волны знать не знают, ведать не ведают ни о Готтлибе Фроше, ни о Бонифации Штрумме, молва о которых идет по всей округе. Тихо струится вода. О, мне внятно струение воды! (Погружается в мечты.)
П е р в ы й х о р (негромко). Я — прошлое.
В т о р о й х о р (негромко). Я — будущее.
П е р в ы й х о р. Я — прекрасное прошлое.
В т о р о й х о р. Я — еще более прекрасное будущее.
П е р в ы й х о р. У меня было все: улыбки, слезы, мечты, отрезвление…
К р ы с о л о в (тихо). Между словами прошлого и будущего заключено настоящее. С вершины, где я стою, видны оба предела — земля покинутая и земля обетованная. На вершине, где я стою, ощущаешь, как это хорошо — жить. С вершины, где я стою… а впрямь ли это вершина? (Идет дальше. В зарослях замечает спящего в лодке Йоргена.) Ого-го! (Будит Йоргена.) Отчего именно этот жалкий, ничтожный рыбак вселяет в меня тревогу? Ведь он не способен причинить мне зла… Ого-го!..
Йорген просыпается и смотрит на крысолова заспанными глазами.
Ты заснул.
Й о р г е н (у него отсутствующий вид; печально). Я заснул… Я думал, что они придут опять. Но я уснул, а они не пришли. Может, я проспал?.. Что ж, надо возвращаться. Плыть далеко, да еще против течения. Путь будет нелегким. Сети мои пусты, день предстоит голодный. (Берет шест, чтобы оттолкнуть лодку от берега.)
Крысолов отходит.
Владейте женщинами, но не позволяйте женщинам владеть вами… (Уплывает.)
Крысолов идет дальше. Видит м а л е н ь к у ю д е в о ч к у, сидящую на траве и баюкающую куклу.
Девочка напевает колыбельную.
К р ы с о л о в. Красивая у тебя кукла, девочка.
Д е в о ч к а. Кукла? Нет, это моя дочка.
К р ы с о л о в. Река… Челн Йоргена плывет по ней… (Идет дальше. Видит на лугу косарей.) Луг… Как одурманивающе пахнут травы…
П е р в ы й к о с а р ь (второму). Как твоя жена?
В т о р о й к о с а р ь. Слава богу, оправилась. Уже встала, все в порядке.
П е р в ы й к о с а р ь. А ребенок?
В т о р о й к о с а р ь. Здоров… Славный парнишка!
К р ы с о л о в. Река… Лодка Йоргена еле движется. Течение все сильнее. (Идет дальше. Видит двух женщин, сидящих в дуплах ив.)
П е р в а я ж е н щ и н а. Это был мой последний ребенок, и он тоже умер.
В т о р а я ж е н щ и н а. У меня все дети живы, но словно бы умерли.
К р ы с о л о в. Лодка Йоргена уже не видна, хотя течение стало слабее. Может, Йорген устал? Или пал духом? Вернусь в Гаммельн. Беспокойство выгнало меня за городские стены, но еще более сильное — возвращает обратно. Как долго я в пути? Судя по солнцу, уже поздно. Дело к вечеру. Долго ли мне еще идти? Нужно торопиться, не то запрут городские ворота.
Т и х и й