Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген
В а р н а. А вы не играли?
Г е р ж м а н. Но он, серьезный, измученный совестью, понятное дело, чувствовал себя оскорбленным, считая, что его подозревают в неискренности и манерности. Он не был захвачен вашей театральной одержимостью. Он тщетно пытался вывести вас из заблуждения. Не пытаясь смягчить свою вину, с достоинством доказывал он вам, что пришел из искренних побуждений. Но когда вы яростно на него накинулись, желая и его втянуть в свое безумие, он, чтобы убедительно доказать, что здесь не театр и что его слова — истинная правда, — только чтобы доказать вам, что он не играет, застрелился на наших глазах. (Варне.) Вы виновны в его смерти! Вы — его убийца!
В комнату неслышно входит Д о н а т; он бледен и испуган.
Д о н а т (останавливаясь в дверях). Не бойтесь меня. Я больше не буду кричать, как недавно.
Все испуганно отступают.
Д о н а т. Ведь мы уже кончили играть.
Г е р ж м а н. Что — кончили играть?
В а р н а. Я вас понял! Вы полагаете, что мы еще не кончили играть.
Д о н а т. Все еще не кончили?
В а р н а (набрасывается на Гержмана). Вы лгали! С самого начала! Хотели свалить на меня ответственность за свои фокусы. Ваша защита, высокопарная, манерная, вымученная, тоже входила в драматическое произведение. Намерены продолжать лгать? Еще не кончили играть! И поскольку для вас нет ничего невозможного, вы вызвали сюда несчастную жертву и после смерти. Ну, так как? Что вы еще задумали?
Д о н а т. Не кричите. Я не за этим пришел. Я прошу вас о помощи.
В а р н а (Донату). Уходите! Скорее уходите отсюда! Хоть теперь-то не позволяйте ему проводить с вами эксперименты.
П а в е л (хватая Варну за руку). Сударь, вы не отдаете себе отчета.
И з а (Варне). Что вы делаете? Это же кощунство.
Д о н а т. Только вы можете все объяснить. Вы все — свидетели. Вы знаете, как это произошло.
Г е р ж м а н. Я вас не понимаю.
Д о н а т. Вообразите! Моя семья считает, что все это случилось на самом деле. Думают, будто я действительно застрелился.
В а р н а. Вы в этом сомневаетесь?
Д о н а т (Варне). Да прекратите. Вы невыносимы. Видеть вас не желаю!
И з а. Вероятно, он полагает…
Д о н а т. Вы только подумайте: все верят, что я мертв. Обращаются со мной, как с мертвым. Я задыхаюсь. Похоже, меня собираются похоронить.
В а р н а (Гержману). Все еще продолжаете? Чего вы еще хотите? Вы ни перед чем не остановитесь?
Д о н а т. Не ссорьтесь, пожалуйста. На это нет времени. Кто знает, что они со мной могут сделать. Они словно обезумели. Ни я их, ни они меня не могут понять. Плачут и причитают. Вы должны объяснить им, что со мной ничего не случилось. Что я застрелился — только в театре. Что все это была лишь пьеса.
В а р н а (Гержману). Ответьте мне! Хоть теперь скажите правду!
П р о к о п (подходит к Донату). Вы ведь застрелились на самом деле.
Д о н а т. С ума вы сошли? Так же, как мои родители? Почему я никому не могу втолковать? Ведь я застрелился только на сцене.
П р о к о п. Но здесь не сцена.
Д о н а т. Разве вы меня в том не убедили? Разве не кричали, чтобы опустили занавес? Разве вы все тут не играли?
П р о к о п (растерянно). Но вы отрицали это. Доказывали нам, что мы не в театре. Кричали, что вы — не играете.
Д о н а т. Но ведь так было по пьесе. В этом заключалась моя роль. Разве я плохо сыграл? Ведь мой выстрел был так театрален.
В а р н а (Гержману). Ответьте теперь ему.
П р о к о п (Донату). Мы не собирались тут играть. Мы не знали ролей, на которые были назначены. Все это не было выдуманным драматическим произведением, которое тут разыгрывали. Ваша реальная смерть — убедительнейшее тому доказательство.
Д о н а т (кричит). Спасите меня! Помогите! Я думал, я на сцене. Старался играть как можно лучше.
П р о к о п. Именно поэтому вы мертвы.
Д о н а т. Вы безумец. Разве на сцене что-нибудь происходит на самом деле? Вы потеряли разум. Кто же это в театре умирает по-настоящему?
П р о к о п. Здесь — особый случай. Здесь театр возник непроизвольно, вопреки нашему желанию — из реальной действительности.
В а р н а. Здесь играли — на самом деле.
Д о н а т. Но поэтому-то я — не мертв.
П р о к о п. Могу вас твердо заверить в обратном. Я официально констатировал вашу смерть.
В а р н а. Я при том присутствовал. Могу подтвердить.
П а в е л. Этого уже не исправишь.
Г е р ж м а н. Вы в самом деле мертвы.
Д о н а т. А кто, собственно, вы такие, чтобы присваивать себе право судить об этом?
Г е р ж м а н. Мы — живые.
Д о н а т (выпрямившись). Но откуда в вас такая уверенность? Где доказательства того, что все именно так, как вы себе представляете? В чем отличие между вами и мной и в чем в таком случае отличается смерть от жизни?
В а р н а (Гержману). Понимаю. Вам еще хотелось, чтобы эти слова были произнесены.
П р о к о п (Донату). Если вы полагаете, что стоите среди нас, — это лишь обман вашего сознания. На самом деле вы лежите, хладный и недвижимый…
Д о н а т (угрожающе). А может, скорее, ваша уверенность в том, что вы тут стоите, является обманом вашего сознания? Позвоните в полицейское управление, если не боитесь (поворачивается к Варне), что ваш собственный голос ответит вам, будто вы сидите там в канцелярии.
П р о к о п (испуганно идет к двери). Что такое вы говорите?
В а р н а (следует за ним). Пойдем скорее отсюда.
Оба уходят.
Д о н а т (обращаясь к Павлу). А куда побредете по темной улице вы, дрожа от страха — что таит в себе запечатанный конверт, который вы сжимаете в руке?
П а в е л (испуганно уходит). Иза, я скоро вернусь.
Д о н а т. Где уверенность в том, что мертвы не вы, а я? Кто из нас призрак? Где граница, отделяющая игру заблуждений от несомненной реальности? (Обращаясь к Изе.) Скажите, прекрасная, которую я тщетно любил, кто для вас более живой — они, живые, как они доказывают, или ваш жених и я, которые, по всеобщему утверждению, мертвы? Угадываете ли хоть вы тайну, которая, в силу несчастной любви к вам, приоткрылась тут перед вами?
Занавес начинает опускаться.
Занавес, к которому вы взывали, тогда не шелохнулся. Но сейчас — взгляните, он падает! Значит, все-таки это был всего лишь театр… (Уходит.)
Иза и Гержман с удивлением смотрят вверх на опускающийся занавес.
З а н а в е с падает.
ЭПИЛОГ
Когда поднимается занавес, на сцене темно. Потом слышатся шаги, и в комнату входит Г е р ж м а н; зажигает свет. И з а, сидящая за столом, пробуждается и растерянно смотрит на стоящего