Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

М а т ь. Не переживай!

Я н о. Вам легко говорить. Ни один парень из нашей бригады не смотрит мне в глаза. А за спиной все смеются. Если б я тогда с ним расправился, они помалкивали бы. Вот так!

М а т ь. Моя вина. Из-за меня ты ничего не сделал. Не помогла я тебе убить моего сына. Чего тебе еще надо? Разве мало того, что я тебе сказала: он от тебя не уйдет.

Я н о. Это что, вам привиделось?

М а т ь. Почему ты так думаешь?

Я н о. Все, что вы видели про Палё, когда он вернулся из Америки, исполнилось. Если вы говорите правду, то и это вам должно было привидеться.

М а т ь. Не вмешивайся в дела божьи!

Я н о. Так вы мне не ответили?

М а т ь. Нет.

Я н о. Нет. Потому что вы меня обманули. Вы и теперь поддерживаете связь с этим бродягой. И то, что вы его тогда выгнали, тоже был обман. Все! В следующий раз вам это не удастся. Я буду поосмотрительней.

М а т ь. Хорошо сделаешь.

Я н о. Я не могу верить даже собственной матери.

М а т ь. А собственная мать когда могла тебе верить? А собственный брат? А люди? Все они знают тебя лучше, чем ты сам себя. Поэтому у тебя не было и не будет друзей. И никого на свете.

Я н о (начинает свистеть, но быстро прекращает). Вы закончили? Я ухожу. Со мной пойдет Мартин. Говорю, чтобы вы знали, что я пойду не один. И что у меня есть друг.

М а т ь. Чего тебе надо от Мартина?

Я н о. Говорю вам, он пойдет со мной.

М а т ь. С тобой? На танцы, в трактир?

Я н о. В костел его пусть ведет кто-нибудь другой.

М а т ь. Зачем ты это делаешь?

Я н о. Хочу его разок как следует напоить. Ведь он не красна девица. Что это за парень? Курам на смех.

М а т ь. Ты же знаешь, почему соседка так следит за ним.

Я н о. Ну и что? Хватит с него мамкиной опеки. Что ему, только и слушать бабьи сплетни? И если он разок напьется, ничего с ним не случится.

М а т ь. А вдруг ему понравится и он начнет пить? Пропьет все и станет пьяницей, как его отец?

Я н о. К черту эту болтовню! Чего вам о нем заботиться? Если он хочет, чтоб я его взял, — пусть идет.

М а т ь. Мартин слушается свою мать. Он знает, что она ему хочет добра. И теперь он не пошел бы в трактир, если б ты его не заманивал.

Я н о. Я? Опять я? Ну, я пошел! В трактире музыка получше, чем дома! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

М а т ь, с о с е д к а.

Мать берет молитвенник. Долго, с любовью смотрит на него, потом открывает. Но ее беспокоят думы о соседке. Закрывает книгу и идет к двери.

М а т ь (кричит). Мара, Мара!.. (Возвращается. Ждет.)

С о с е д к а (входя). Что тебе?

М а т ь. Мой Яно у вас?

С о с е д к а. Да. В последнее время часто заходит. С тех пор как ни одна собака не желает его видеть, и мы стали для него хороши.

М а т ь. Мара, если он куда-нибудь позовет Мартина, не пускай его с ним.

С о с е д к а. Это еще почему?

М а т ь. Не спрашивай.

С о с е д к а. За этим ты меня звала? Ради такой чепухи? Лучше б ты оставила в покое и меня и моего сына.

М а т ь. Ты сердишься?

С о с е д к а. Что тебе сказать? Я никогда не переступила бы порога твоего дома, если б ты меня не позвала.

М а т ь. Ты так меня ненавидишь? Что плохого я тебе сделала?

С о с е д к а. Сама прекрасно знаешь, что ты сделала. Слышала бы ты, что говорят о тебе люди.

М а т ь. Я уж привыкла к тому, что люди плохо обо мне думают и избегают меня. Но тогда — тогда я точно знала, что делаю. И иначе поступить не могла.

С о с е д к а. Не могла? Ты плакала, пока Палё был в Америке. Причитала, что будет с тобой на старости лет, если он не вернется. А теперь, когда он вернулся, лишила его имущества, выгнала из родительского дома да еще хочешь людям сказать, что не могла поступить иначе? Ненавидела ты его! Делаешь все только для Яно. Всем ты показала, какая ты мать, и за это тебя все осуждают.

М а т ь. Осуждать меня собрались? Рядом со мной всю жизнь стоял только бог. Он помог мне вырастить сыновей. Все, кто сегодня чешут языки, тогда, когда я мучилась с детьми, молчали. Куском хлеба мне не помогли, не интересовались, выращу я сыновей своих или они помрут от голода. Чего этим людям теперь от меня надо? Почему они не молчат, как раньше? А если сами не знают — пусть кричат, пусть проклинают меня, и ты с ними вместе, коль уж все вы заодно. Но судить меня вы не имеете права. Только бог может потребовать ответа, каких я вырастила сыновей, и судить, какой я была им матерью.

С о с е д к а. И он тебя осудит.

М а т ь. Он знает, что я не могла вырвать сердце и вместо него положить камень.

С о с е д к а. Почему ж ты тогда так сделала?

М а т ь. Чтобы спасти сына.

С о с е д к а. Не верю я тебе. И никого ты не убедишь.

М а т ь. Когда-то ты понимала меня, Мара. Сегодня ты слишком далека от меня. Да так и должно быть. Я иду своим путем. И должна идти по нему одна. Но я могу смело смотреть людям в глаза. Мне не за что стыдиться. Я чиста перед богом. Я помогла своему сыну.

С о с е д к а. Святая правда! И не только ему. Обоим ты помогла. И как нельзя лучше. Яно получил целый дом, но и Палё не остался внакладе. Там ему в тысячу раз лучше, чем дома, и он был бы сумасшедшим, если б не радовался, что вырвался отсюда. Ну, я пошла. Больше меня не зови! Я не приду! (Идет к выходу.)

М а т ь. Мара, еще раз прошу тебя: не пускай Мартина с Яно.

С о с е д к а. Их звали к Адамам. Пусть идут. Чего тебе?

М а т ь. Они собираются в Гуту. В трактир.

С о с е д к а. Кто тебе сказал?

М а т ь. Яно.

С о с е д к а. Яно? Он тебе признался? Прекрасно. Еще и похвастался. А с какими сладкими речами явился к нам. Ага, поэтому Мартин мне и не отдал всю получку. Поэтому твой любимый сын был у нас и вчера. Искушал… дьявол. Ну, будь по-твоему. Выгоню его из своего дома, если не уйдет по-хорошему. (Уходит.)

Мать снова берет в руки