Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген
Ф р а й т. Отлично! Батраки тоже вон собственному носу не верят.
С л а в и к. Далеко ли ты от них ушел?
Ф р а й т. Пожалуй, все же на несколько километров — согласен? И разве я какой-нибудь идиотский демократ, чтоб руководиться собственным носом? Да еще ставить себе это в заслугу?
С л а в и к. Не заносись! От одного человека до другого никогда не бывает такого расстояния, чтоб километрами мерить. Тебе стыдно воровать, но, коли прижмет, ты и воровать сумеешь. Тебе стыдно лгать, но будешь лгать!
Ф р а й т. Не буду, не буду!
К р х н я к. И все-то — слова, слова…
Б а́ р а н. Господа развлекаются.
К р х н я к. А Фрайт разошелся…
С л а в и к. Он будет лгать! Через несколько лет: это и есть развитие, ход жизни… Но он до этого еще не дорос.
Ф р а й т (вскипает). Все-то ты понимаешь! Вычитал из книжек!
С л а в и к. Потому-то и понимаю все — и ничего.
В а л е н т а. Молотят солому. (Направляется к двери.)
Ф р а й т. Для тебя, сдается, все и всегда будет соломой! Хорош! Кому от тебя какая польза?
С л а в и к. А могильным червям?
В а л е н т а. Я велю сжечь свой труп.
С л а в и к. А, крематорий! Кто бы подумал, что ты так современен? Раз так, то я нарочно велю похоронить себя в земле, да с музыкой, с попами!
Б а́ р а н. И будет в тот день лить как из ведра…
С л а в и к. Непременно. Дождь будет моей последней радостью на этом свете.
В а л е н т а. Психи! (Открывает дверь, но не уходит.)
XI
Й о г а н и к (Фрайту). Ты обозвал меня трусом.
Ф р а й т (твердо). И настаиваю на этом.
С л а в и к (смеется). Он тебя на дуэль вызовет!
Й о г а н и к (Фрайту). Этого я от тебя не заслужил.
Ф р а й т. Будущее покажет.
К р х н я к. Фрайт обожает судить людей — так сразу и клеит ярлыки.
С л а в и к. Все мы хотели бы восседать судьями над человечеством!
Ф р а й т (Йоганику). Что я сказал, то сказал. Свербит тебя — чешись. Ты мне опротивел, сидя в своем углу, видеть тебя не могу!
К р х н я к. Так уйди!
Ф р а й т. А по какому праву мне его морально избегать?
К р х н я к. По праву слабейшего.
Ф р а й т. По-твоему, если кто в четырех стенах сидит, тот — сильная натура? Право, впервые слышу!
С л а в и к. Да ладно, бросьте. Пойдемте куда-нибудь!
Ф р а й т (подходит к Йоганику). Йоганик, бери шляпу, идем с нами!
Й о г а н и к. Не пойду.
Ф р а й т. Йоганик, говорю тебе второй раз: идем с нами!
Й о г а н и к. Никогда не ходил. И не пойду.
Ф р а й т. В третий раз.
С л а в и к. Майский жук… Как он может вылететь? Ему еще пять недель сидеть. Тогда уж и полетит.
Й о г а н и к (невозмутимо). Когда захочу. Я не говорю, что не хочу, — я просто не пойду.
Ф р а й т (плюнув). Пошли!
С л а в и к (взяв Фрайта за ворот). Скажи, малыш, кто тебе велел разыграть эту комедию?
Ф р а й т. Какую комедию? Я что думаю, то и говорю!
К р х н я к. Ври больше! (Подает руку Йоганику.)
Йоганик не принимает руки, садится на кровать.
Б а́ р а н. Привет!
С л а в и к (собираясь уходить). Стоит тебе разойтись, так ты уже целыми проповедями шпаришь — очень умные вещи ты говорил, голубок, посмотрим, когда ты это бросишь. (Уже за дверью.) А так? Что это такое? Ничего, ровно ничего! Студенческая мешанина, и больше ничего!
Г о л о с Б а́ р а н а (за дверью). На Жижков{13}! Сходим на Жижков!
Г о л о с С л а в и к а. Все равно куда, только без болтовни. И так уже полна коробушка!
Слышно, как оба уходят.
Ф р а й т. Чтоб ты знал — я еще не кончил! (В дверях.) Уж теперь-то я возьмусь за тебя как следует! Ты, брат, вечно заменяешь одни понятия другими… (Уходит.)
XII
В а л е н т а (постояв в дверях, словно собираясь уйти, возвращается в комнату, ходит из угла в угол; смотрит в окно, закуривает; опять походив, останавливается около Йоганика). Здорово он вас! А в самом деле, почему вы все дома сидите?
Й о г а н и к (раздраженно). Гм…
В а л е н т а (снова ходит по комнате). Все это идиотизм и комедия. Главное — жить.
Й о г а н и к (глухо). Жить… (Ложится на кровать Фрайта, лицом к стене.)
В а л е н т а. Трус… Посмел бы кто мне так сказать! (Постояв у окна, оглядывается на Йоганика, подходит к двери и медленно, осторожно как-то, выходит.)
XIII
Йоганик, полежав немного, встает, забегал по комнате в возбуждении. Успокоившись, садится к столу. Пробует читать — откладывает книгу. Встает, подходит к шкафу, вынимает пиджак, осматривает. Берет щетку, намочив, начинает чистить пиджак. Во дворе заиграл граммофон какую-то веселую песенку. Почистив пиджак, Йоганик снимает с себя старый, надевает вычищенный, отстегивает воротничок, берет свежий, повязывает галстук, вынимает шляпу, чистит. Подходит к окну, выглядывает. Два раза пройдясь по комнате, останавливается надолго. Граммофон заиграл другую песню.
Й о г а н и к (с шляпой в руке, вдруг рванулся к двери). Я? Трус? Майский жук? (Взялся за ручку — дверь не открывается.) Что такое? (Пораженный, смотрит на ручку двери, дернул еще раз.)
Дверь не открывается.
(Остолбенел. Потом вдруг понял, выронил шляпу. Пауза. Серьезным тоном.) Откройте! (Подергав дверь, отбегает на середину комнаты. Пауза. Снова бросается к двери. Уже вне себя.) Открывайте!
Долгая пауза.
XIV
Слышно, как с той стороны двери отодвигают задвижку, дверь дрогнула. Йоганик недвижно стоит посреди комнаты.
В а л е н т а (входит, поправляя пиджак). В чем дело? (Смотрит на Йоганика с кривой усмешкой.)
Й о г а н и к (пристально смотрит на него, тяжело выговаривает). Это, конечно, не в первый раз…
В а л е н т а (медленно, с насмешкой). А если и так?
Й о г а н и к (тяжело). Если и так?
В а л е н т а (спокойно). Баба как баба. (Усмехается.)
Йоганик поднимает руки над головой, он весь дрожит. Пауза.
Й о г а н и к (вдруг рванулся к Валенте, сбил его с ног, начал душить, выкрикивая бессвязно, горестно, яростно). Баба как… баба! А я… тут сижу… а ты… а она… Я убью тебя! Убью как собаку! Задушу! Задушу… Господи Иисусе! И ведь догадывался… но чтоб так страшно… никогда, никогда!
Валента отчаянно сопротивляется.
(Вне себя.) За моей спиной!.. Врешь, не уйдешь! Молись… убью! Убью! Все равно… (Издает нечленораздельные звуки.) Аах, я тебя… хххо… хххо… а, ты…
Валента страшным напряжением сил вырывается, вскакивает, рубашка его разодрана.
Йоганик, упершись руками в пол, еще полный бешенства, смотрит на него.
В а л е н т а (с величайшим презрением). Сумасшедший! Нищий!
Й о г а н и к (хрипло). Чт-то? Что? Господи! Я — сумасшедший? Нищий? (Задыхается.) Что со мной? В голове что-то рвется… Иисусе Христе!..
XV
Т о н и ч к а, испуганная и жалкая, появившись в дверях, смотрит на Йоганика.
Й о г а н и к (увидев ее, вне себя). Тоничка! (Падает на пол и горько, безутешно рыдает.)
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Чудесный день первого мая. Окно во двор открыто, весело светит солнце, озаряя в комнате все до мелочей; в такое время тысячи людей в конторах и учреждениях вздыхают, что нельзя им выйти на улицу. Й о г а н и к, как всегда, сидит дома. Трудно,
