Современная польская пьеса - Ежи Шанявский

А в т о р. Хм…

Д и р е к т о р (погружен в собственные мысли, после паузы продолжает говорить). Видите ли… Ваша пьеса — фантазия, и в то же время она — реальность. Но в театре нередки неожиданности. Картина ужаса может вызвать смех. Так бывало не раз. Именно в этом кроется опасность. Зрителю не хватает… как бы вам сказать… того жизненного опыта… вы понимаете, зритель никогда ничего подобного не видел и не увидит. Отсутствует какой-то критерий. Вы меня понимаете?

А в т о р. Понимаю.

Д и р е к т о р. И вы всегда будете давать мне односложные ответы?

А в т о р. Всегда.

Д и р е к т о р (поглощенный своими мыслями, не реагирует на ответ). Как знать, может быть, нам удастся показать все это таким образом, что мы заразим зрителя своим ужасом. Падающие дома, смерть девушки под грудами кирпичей… Впрочем, это слишком… Игра на нервах. Не хватало только, чтоб женщины стали падать в обморок. Что с ними делать?

А в т о р. Привести в чувство.

Д и р е к т о р. «Привести в чувство», «привести в чувство»… Я тут мучаюсь, не могу сообразить, что к чему, а вы не нашли ничего лучшего, кроме этого! (Помолчав.) Я боюсь, что мы нарушим дозволенную эстетикой границу. Никак не могу решиться. Но, может быть, теперь вы что-нибудь скажете, приведете какие-то аргументы, изложите планы, возможно, я заблуждаюсь. Но ваша пьеса не дает мне покоя. Буквально не дает покоя. С кем бы я ни говорил, я думаю все время о ней. Что вы на это скажете?

А в т о р. Ничего.

Д и р е к т о р. Ну что ж… раз я высказался, а вы говорить не хотите, то…

А в т о р (встает). До свидания.

Д и р е к т о р. Вы знаете, мне хочется поставить ее. Она меня привлекает, манит, но, с другой стороны… Да, это может войти в конфликт с эстетическим чувством.

А в т о р (слегка наклоняет голову, любезно поддакивает). С эстетическим чувством.

Д и р е к т о р. Да. Зритель нередко подытоживает именно так свои впечатления: «Безвкусица».

А в т о р. Безвкусица. (Прощается.)

Д и р е к т о р. Я не отдаю вам рукописи. Мы еще поговорим.

А в т о р  уходит. Директор стоит посреди кабинета, задумался. В дверь просовывается голова  р а с с ы л ь н о г о.

Р а с с ы л ь н ы й. Давать второго?

Д и р е к т о р (очнувшись от раздумья). Да. Сейчас. Монтек уже пришел?

Р а с с ы л ь н ы й. Он уже давно тут.

Д и р е к т о р. Пусть зайдет.

Появляется  М о н т е к.

М о н т е к. К вашим услугам, пан директор.

Д и р е к т о р. Как поживаешь, Монтек? (Помолчав.) Послушай, Монтек. Мог бы ты сделать такую штуку: комната, большое окно, за окном — город. И вдруг город взорван.

М о н т е к. Взорван?

Д и р е к т о р. Да. Все рушится и погребает девушку, которая находится в комнате.

М о н т е к. Почему бы нет? Такую штуку сделать можно.

Д и р е к т о р. Хм.

М о н т е к. Пан директор, вы сомневаетесь? А кто только что сделал экспресс, проезжающий мимо станции? Когда он грохочет на стрелках, люди хлопают и кричат «браво». Столько поездов видели на своем веку и не хлопали, а когда наш проезжал…

Д и р е к т о р. Положим, поезд люди видели, и они могут проверить, правильно ли ты все сделал. Но города, который рушится на глазах, никто не видел.

М о н т е к. Еще увидят.

Д и р е к т о р. То есть как — увидят?

М о н т е к. Ну, у нас, в театре.

Д и р е к т о р. А-а… Я еще не уверен, будем ли мы это ставить.

М о н т е к. Давайте ставить, пан директор! В сентябре уже можно показать премьеру. Мне это нравится.

Д и р е к т о р. Посмотрим, посмотрим. (Смотрит на часы.) А пока что позаботься о «Наводнении». Вчера были недоделки, я тебе о них говорил. Ну, и еще со светом…

М о н т е к. Сегодня все будет в порядке. Через полчаса начинаем. Вы придете?

Д и р е к т о р. Ну разумеется.

М о н т е к  уходит.

(Провожая его, останавливается в дверях.) Прошу, прошу вас, дорогой мой.

Входит семнадцатилетний  ю н о ш а  из породы греческих эфебов, красивый как девушка. Пальто промокло, воротник поднят.

Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.

Юноша садится.

(Садится тоже; смотрит на гостя с благожелательной улыбкой; становится спокойным, ласковым. После паузы.) Ну, что скажете?.. Вы приходите ко мне всегда в дождь. Я зову вас про себя «мальчик из дождя». Есть «голубой мальчик», а вы «мальчик из дождя».

Ю н о ш а. Это хорошее название. Я люблю дождь.

Д и р е к т о р (все еще с улыбкой). Вы принесли мне свою новую пьесу?

Ю н о ш а. Принес. Вы произносите слово «пьеса» как бы в кавычках да еще с улыбкой. Но я не обижаюсь. Я приношу к вам свои произведения, вы мне их возвращаете, и… мы не сердимся друг на друга.

Д и р е к т о р. Да, не сердимся. (Немного подумав.) И все-таки мне хотелось бы знать… хотелось бы знать, понимаете ли вы, что эти пьесы в театре играть невозможно. Ни «Девочку с мячом», ни то, что вы принесли в последний раз, — «Крестовый поход детей». Что же… идут дети, идут, как шли столетия назад, только на бумажных шлемах у них польский герб, в глазах тоска, они жаждут действовать, они не знают, что идут на гибель. Эта картина стоит перед глазами даже тогда, когда перестаешь читать. Ну и что? Ведь вы сами понимаете — это не театр. (Помолчав.) А сегодня что вы написали там, на этом листе бумаги? (Берет листок, взвешивает его на ладони, улыбается.) Название — «Ветка цветущей яблони». Текст чуть длинней, чем название. Прочтем. (Читает в течение нескольких секунд. Кончил чтение, откинулся на спинку, смотрит в раздумье на потолок.) Интересно… хм… интересно, что вы… Не знаю, к какой школе вас причислить, во всяком случае, вы поэт-лирик. Любопытно, что свои произведения вы хотите показать толпе. Почему вас тянет толпа — как оратора политика?

Ю н о ш а. Не знаю. Меня влечет театр. Люблю театральный зал, люблю сидеть, глядя на освещенный перед началом действия занавес.

Д и р е к т о р. На занавес…

Ю н о ш а. Да, все меня в театре привлекает. И занавес, и люди, которые входят, выходят, они печальны, они смешны, иногда они значительнее, чем в действительности… Все меня привлекает… даже ваш кабинет, и вы, директор театра, и даже ваш рассыльный. Может, это оттого, что мать моя была актрисой…

Д и р е к т о р. Актрисой?

Ю н о ш а. Вы ее не знали. Она играла в другой стране, в другом городе… потом она сошла со сцены, но говорила, что ночами ей снится театр. Говорила, что ночами она выступает на сцене.

Д и р е к т о р. Да? Ей снился театр?.. Это понятно. (После долгой паузы.) Что же… мне кажется, у вас сейчас трудные обстоятельства. Не обижайтесь, но я подозреваю, что ваша одежда под этим мокрым плащом износилась еще больше, чем ваш плащ. Может быть… вы живете порой впроголодь… Вы мне доставите удовольствие, если возьмете у меня в долг немного денег.

Ю н о ш а. Зачем называть долгом