Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген
В е с т н и к. Старик, ты знаешь, где вода? Заклинаю — скажи!
С в я щ е н н и к. Победитель. И клянчит!
С т а р и к. Пусть спросит своего генерала. Героя, почти бога!
В е с т н и к (трясет могильщика за плечо). Говори!
М о г и л ь щ и к (словно бы с трудом припоминая). Когда разверзались могилы?
В р а ч. Когда пришел Христос, чтобы спасти мир.
С в я щ е н н и к. Когда сброд распинал его.
М о г и л ь щ и к. Когда сброд распинал его… О, помогите мне! Люди! Люди! Огромный гроб на четырех свинцовых ногах. Это вздувается его блестящее брюхо! Он движется сюда, идет за мной! За мертвых мстит бог. Не скажу, где вода!
Вестник обессиленно опускается на колени возле носилок.
Г е н е р а л (внезапно подбегает, хватает могильщика, кричит). Где вода?!
Н а р о д. Генерал!
М о г и л ь щ и к. Не спрашивай об этом, генерал, — погибнешь!
Г е н е р а л. Трус! Мои руки — на твоем горле. Чувствуешь какая в них сила?! Разве меня может что-нибудь испугать? Говори!
С в я щ е н н и к. Ты дал обет!
М о г и л ь щ и к. Не скажу.
Г е н е р а л. Не скажешь?
М о г и л ь щ и к. Я должен молчать, как могила.
Г е н е р а л. Должен?.. Так я выдавлю из тебя твою тайну! (Сжимает ему горло.) Хоть два слова да просочатся через твою трусливую глотку. Где вода?
М о г и л ь щ и к. Там… в могиле… источник! (Падает, задохнувшись.)
Всеобщее смятение.
В р а ч. Ты убил его, генерал!
Н а р о д. Источник в могиле — какой ужас!
Г е н е р а л. Я не убивал — я оживил в нем великое слово… Убрать его! (Оглядывает остальных, пока санитары выносят носилки с задушенным.) Вы — трусливый, жалкий сброд! То так глотку готовы были перегрызть друг другу из-за воды, а теперь корчитесь от страха. Ничтожества! Я пришел сюда от своих солдат, которые под моим началом завоевали мир. Посмотрите на мои руки — они залиты кровью, посмотрите на меня — я весь как в огне! О, победа! Победа! Мои голова, губы, руки, мускулы, мозг — точно буквы этого огненного слова. Я сразил сотни тысяч врагов. Потоки крови… море крови. И в то время, как мои солдаты, опьяненные успехом, преследуют и добивают последнего врага — вы скулите тут словно бабы, оттого, что у вас нет воды. О, быть дождю, быть! Море пролитой крови превратится в багровые облака. Это я пролью на вас дождь! Я наполню ваши колодцы, желудки и трусливые пасти. Своей победой!
С в я щ е н н и к. Безбожные речи ведешь. Ты — дьявол!
С т а р и к. Слушать страшно.
С о л д а т ы. Да здравствует генерал! Да здравствует победитель!
Г е н е р а л. Однако жажда мучает и меня. Страшная, вековая жажда терзает все мое нутро. Полчаса назад я утолил ее сверхчеловеческой победой, чтобы теперь она терзала меня еще сильнее. Проклятие победителей — одержать верх и над своей победой!
Я жажду. И я утолю свою жажду. Я всемогущ, и ждать, пока налакается стадо, не намерен. Источник в склепе? Вот в этом склепе?
С в я щ е н н и к. Прочти начертанное на гробнице — и побойся бога, генерал!
Г е н е р а л. На гробнице — эпитафия?.. Не вижу. Мои глаза воспалены и залиты кровью. Прочти мне, желторотый, надпись! Ты, ты, юнец!
М а л ь ч и к (читает, напуганный).
«Я жил и умер. Стой, прохожий!
И ты от смерти не уйдешь…
Прах мой не смеешь ты тревожить,
Иль, богом проклятый, умрешь!»
С т а р у х а (бросается в ноги к генералу). Генерал, генерал, не гневи бога!
Г е н е р а л. «Иль, богом проклятый, умрешь!»?.. (Смеется.) И вы боитесь этой надписи? Этой вывески разложившегося воеводы?
С т а р у х а. Мы бога страшимся.
Г е н е р а л (отталкивает старуху). Что такое бог? Где он? Видите, как разрастается мое тело, как заполняет оно своими костями и мускулами своды храма? Где вы, людишки? Где ты, бог? Здесь я. Только я. Жаждущий победитель. Ты, восковая мумия, смеешь мне что-то запрещать? Ты, боже, обитающий в куриных сердцах пустынник, жандарм на страже разложившихся потрохов, — ты смеешь вставать поперек дороги? Я одолел сущее, я возобладаю и над тем, чего не существует. А существует лишь то, что я могу нащупать, сжать, раздавить. Мне жарко, душно, тревожно! Я — словно огнедышащая сопка.
Прочь с дороги, поп, — победитель идет утолить свою жажду триумфатора!
В р а ч. Генерал, как же ты утолишь жажду, если для тебя не существует никого, кроме тебя самого — воплощения жажды?
Г е н е р а л. Я не слышу тебя, червь, ибо я горю, жажду, я хочу пить. (Направляется к гробнице.)
С о л д а т ы и н а р о д. Да здравствует наш генерал, наш бессмертный герой!
Генерал поднимается на первую ступеньку гробницы и, пошатнувшись, падает с почерневшим лицом. Тишина.
В р а ч (подойдя, склоняется над ним). Чума!
И с п у г а н н ы е г о л о с а. Бежим!
— Бежим!
— Зараза!
— Божья кара!
Все разбегаются. Остаются врач и лежащий в углу, всеми забытый слепец.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
В р а ч. Мертв… Дерево, сраженное молнией. Каждый его шаг, приближавший его к гибели, отдавался у меня в сердце. Я был не в силах ему помочь. Глух тот, кто заклят в самом себе. Великий полководец! Бессмертный генерал! Вот ты лежишь один, с почерневшим лицом, все разбежались в страхе. Я никогда не говорил с тобой, но могущество твое ощущал по тяжким ранам солдат. А теперь, когда мы остались одни в этом обезлюдевшем мире, твои приоткрытые губы обращены ко мне, словно на них застыло великое слово, которому уже не суждено быть произнесенным. Что хочешь ты мне сказать? Что это за слово? Губы твои возлагают на меня бремя, которое давит и которое я должен нести, ибо нет здесь никого другого. Взгляни, даже тяжелораненые выползли отсюда, обезумев от страха. Даже самые трусливые гнушаются тебя, как смердящей падали. Они говорят, что ты проклят, но я различаю только здоровых и больных. О мертвый больной!
За каждой смертью стоит предначертание божье, которое надобно постичь. Что хотел господь сказать твоею смертью? Что я должен постичь? Может, именно твои грубые руки понадобились для того, чтобы вырвать начальную букву тайны спасения. На вторую тебя уже не хватило. У меня такое чувство, будто достижение великой цели, которой не смог достигнуть ты, завещано тобою мне. На иссушенной земле страдают от жажды миллионы. Вижу вас, ваши разверстые уста, похожие на раны, которые я перевязывал. Слышу ваши голоса, хрипло произносящие мольбы и угрозы. Вижу и слышу вас повсюду, вижу и слышу вас в себе. Вы — во мне, я — в вас, как мать пребывает в ребенке, которого носит в своем чреве, как ребенок — в матери, которая им беременна.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Е в а незаметно
