Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
Б е н ь я м и н (целует ее).
Сначала — поцелуй, потом — условия.
Е л е н а.
Сама я никогда бы не позволила!..
Б е н ь я м и н (целует ее).
Ну можно ль пренебрегнуть просьбой
таких прелестных губ!
Е л е н а.
Каков танцор!
Б е н ь я м и н.
Все превосходно и без поцелуев!
Е л е н а.
Опять он про обыкновенье, от которого
я отказалась навсегда?
Б е н ь я м и н (падает на колени).
Танец —
(носовым платком чистит Елене туфельки)
это головокруженье!
Простите, я вам туфли оттоптал.
Е л е н а.
Все было превосходно, при условии
что было все не так.
Б е н ь я м и н.
Хвалю за скептицизм,
утонченна его философичность.
А что до истины — то это
понятие довольно растяжимое.
Мне поцелуи больше по душе.
Е л е н а (входит в свой киоск).
Всему своя пора.
Теперь о клиентуре позаботьтесь!
Б е н ь я м и н (подходит к газетному киоску и выкрикивает).
Дамы и господа, для которых слава — святыня!
Кто сегодня в киосках «Курортные ведомости» достанет,
тот узнает, что Карловы Вары отныне —
столица мира и даже всего мирозданья!
В Карловых Варах так оживленно, что с ними не может сравниться
даже всемирно известная Ницца.
Д я д я С о к р а т (срывает наслоения старых афиш, из-под которых показывается афиша с портретом Андреаса. Едва увидев его, выхватывает нож и вырезает на портрете уши).
Сие не терпит отлагательств — раз,
и уши напрочь!
Е л е н а (взглянув на афишу).
Андреас!
Б е н ь я м и н.
Как побледнела, вот-те на!
Самой, наверно, невдомек, что по уши
в киноактера влюблена…
Не протрезвела… Вот облапошил!
Е л е н а.
Ах, дядюшка Сократ,
такая красота — и вот она лежит в руинах…
Б е н ь я м и н.
Руины живописней цитадели.
Е л е н а.
К ней ластился приветливый ручей…
Так хорошо сидеть на берегу,
пускать бумажные кораблики!..
Б е н ь я м и н.
Уже в печенках эти разговоры!
Е л е н а.
Это он,
тот, которого я полюбила.
Только он улыбался такой улыбкой.
Помню первую весточку от любимого…
Ни афиши, ни время не смогут затмить
твой пленительный образ!
Тебя уже нету в живых,
а они над тобою глумятся, ах, боже!..
Б е н ь я м и н.
Кого это нету в живых? Старьевщика?
Я сразу же заподозрил,
что этот пройдоха, который наплел тебе басню
о самоубийстве месье Андреаса,
и есть месье Андреас, трусоватый ушан!
Е л е н а.
Парижский перекупщик?
Б е н ь я м и н.
Лишь ослепленная женщина могла его не узнать…
До чего ж ты смешон, романтизм!
И когда уже люди раскроют глаза
и, отвергнувши ложь, отдадут предпочтение жизни?!
Перестарок писатель ухватится за сюжет —
и вот вам готова пьеса,
сварганенная по шаблону!
Негодяй и пигмей превращается в великана,
заурядный блудник — в Дон-Жуана,
в Гамлета — губошлеп.
Словом, даешь сенсацию!
Ври без зазренья совести!
Господин Симонидес-старший —
чуть не гений коммерции.
А что он такого сделал?!
Руки на конъюнктуре нагрел?
Господин Симонидес-младший.
Ненавидя смирительные рубашки, он стремится избегнуть любых и всяких.
Украшателям он показался бы архивозвышенным.
Терпеть не могу показного геройства,
разит от него залежалой косметикой.
Елена, пора бы уже протрезветь!
Е л е н а.
Так Андреас и вправду жив?
Ты это точно знаешь?
Б е н ь я м и н.
Ручаюсь головой. Не убивайся, плакальщица!
Е л е н а (со слезами в голосе).
Так, значит, жив?
Б е н ь я м и н.
Вот видишь, как иллюзия зыбка!
Теперь нет повода для слез и нечем
страх перед жизнью оправдать.
Е л е н а.
Так, значит, он не застрелился?
И, стало быть, он — не герой!
Но если это так,
то ты меня лишаешь идеала, бессердечный!
Хотелось бы увидеть Андреаса
в последний раз.
Наверное, он лучше стал,
меня, наверное, разыскивает.
Ах, если бы ты мог померяться с ним силой,
завоевать меня в открытой схватке!
Б е н ь я м и н.
Не хочешь ли еще часы с фонтаном
и лимузин в придачу? Нет, спасибо.
Я не герой.
Е л е н а.
Ты не герой?
Ни капельки?
Б е н ь я м и н.
Увы!
Е л е н а.
Так почему же мы в киоске оба?
Б е н ь я м и н.
Ну, чтоб на хлеб подзаработать…
Е л е н а.
И только-то?
Б е н ь я м и н.
Не полагаешь ли ты часом,
что я из романтизма вшей кормил?
Е л е н а.
Неужто завелись?
Б е н ь я м и н.
О, вшей и денег в мире завались!
Но я бы мог спокойно обходиться
и без того и без другого.
Е л е н а.
Тогда зачем же в баре выступать?
Б е н ь я м и н.
Тебе костюм демисезонный нужен.
А где взять денег? Махинации
а-ля Кукушка?.. Тут я ни бум-бум.
Е л е н а.
Ты, Беньямин, прекрасно знаешь:
