Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

М и к у л а ш е к (лезет вниз; слышно, как он подкидывает в топку уголь; кричит наверх). Еще лопату — и котел лопнет!

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Мельник.

Пароход «Ланна-8» у причала. Вечер.

С т р у г а (кричит Микулашеку, который спускает якорь). Осторожней с цепью! Сколько раз тебе напоминать! Опять сорвешь!

М и к у л а ш е к. Зажечь на носу свет, чтобы кто не напоролся?

С т р у г а. Зажги зеленый фонарь. (Ванеку, удрученно сидящему на корме.) Так. А теперь можете отправляться восвояси. Да побрейтесь. За те несколько дней, что вы пробыли тут, у вас отросла порядочная борода.

К у м е с. Нижайший поклон милостивой пани супруге.

М и к у л а ш е к. Поди, совсем истосковалась. Наверняка думает: назюзюкался и свалился в реку.

К у м е с (подает Ванеку сигарету). Прикурите на дорожку!

В а н е к (не берет). Разве это теперь поможет? Несчастный я человек… (Выходит на берег.) Найду ли еще дорогу домой? Прощайте. Ох и наделали вы мне дел! (Понуро, враскачку, как матрос, уходит.)

М и к у л а ш е к. Хороший был человек. Терпеливый… раз только, позапрошлой ночью, вижу — плачет…

К у м е с. Для репортажа надо бы, пан капитан, выяснить, где мы находимся.

С т р у г а. Не вы один такой умник. Меня это тоже интересует.

М и к у л а ш е к (приложив руки ко рту, кричит на берег). Алло! Есть тут кто? Алло! Патруль! (Видит идущую из Мельника женщину.) Эй, девушка, как называется это место?

Ж е н щ и н а  и з  М е л ь н и к а (старуха; в руке — молитвенник и четки). Ты что, посмеяться надо мною вздумал, сопляк ты эдакий? Какая я тебе девушка? Ить мне осьмой десяток! С вечерни иду… из храма… во-он оттудова, из Кокоржина. И какие-то бродяги бездомные, прощелыги, голодранцы будут меня задерживать! Где, мол, мы? Да где ж еще, как не у Мельника!

С т р у г а. Не сердитесь, бабуся. Я тут, правда, был разок, лет этак десять назад. Место показалось знакомое, да понимаете…

К у м е с. Позвольте мне вопросик, матушка. Как вы узнали, что это Мельник?

Ж е н щ и н а  и з  М е л ь н и к а. Да я тут родилась, сынушко мой непутевый.

К у м е с. Это необходимо записать. Позвольте еще вопросик… Мельник — это остров? Ибо я вижу там какой-то рукав, который похож на реку.

Ж е н щ и н а  и з  М е л ь н и к а. Так то ж Лаба, ах ты, телок-сосунок!

С т р у г а (сплюнув). Лаба! Какая еще Лаба! Влтава это! Опять переименовали, супостаты!

К у м е с. Так, значит, это правда… Недавно я прочел в «Журнале чехословацких туристов», что возле Мельника Лаба впадает во Влтаву. С первой же оказией дам телеграмму в редакцию.

Ж е н щ и н а  и з  М е л ь н и к а. Еще что хоть спытать, бестолковая твоя головушка?

М и к у л а ш е к. Все ясно, золотце.

С т р у г а. Не знаете, бабуся, — раз уж мы так славно разговорились — далеко ли отсюда до Братиславы?

Ж е н щ и н а  и з  М е л ь н и к а. Да рукой подать. Коли взять тропкой через лесок — так меньше часу пути. Ну, с богом, мне пора… Ох, дурачье, дурачье! Верно говорят: от черта крестом, от медведя пестом, а от дурака ничем. (Крестится.) Господи, спаси и помилуй. (Уходит.)

К у м е с. Простые деревенские люди — истинный кладезь народных пословиц и поговорок. Нужно записать. (Пишет у фонаря.) Сынушко мой непутевый, телок-сосунок, бестолковая твоя головушка…

Несколько камней залетает на пароход.

М и к у л а ш е к. Это бабуся швыряет! (Кричит.) А вот как я сейчас сойду на берег, старая ведьма!

С т р у г а (Микулашеку). Сбрось камни за борт, чтобы судно не накренилось.

Быстро темнеет.

К у м е с. В этих широтах солнце заходит удивительно быстро. Не вижу, что пишу, опять новый репортаж запоздает! Все впечатления забудутся. Прошу вас, пан капитан, напомните мне утром… что в этих широтах солнце заходит удивительно быстро.

С т р у г а (Микулашеку). Напомни ему, Микулашек. Я до утра тоже забуду.

М и к у л а ш е к. Ладно… завяжу узелок на память. (Кумесу.) Прошу вас, одолжите мне носовой платок…

К у м е с. Если оглядеться, господа, мы увидим перед собой всю красу неведомых земель, в центре коих мы сейчас находимся. Мысль невольно устремляется к творцу всего сущего, а потому я предлагаю — давайте споем: «Весна настанет скоро…»

Все поют.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Дечин.

Пароход «Ланна-8» стоит на якоре у причала. Указатель: зачеркнуто — «На Дечин», сверху — «Nach Tetschen»[55].

М и к у л а ш е к  лежит на спине, храпит.

С т р у г а  и  К у м е с (оба на коленях, пытаются привести его в чувство с помощью искусственного дыхания; временами прерывают работу, утирают пот). Раз-два, взяли! Еще — взяли! (Приговаривают в такт движениям.)

С т р у г а. Вот беда! Экий невезучий. Три дня назад послали в Дечин с телеграммами, а его приносят в этаком виде! Да еще недовольны, что волокли через весь город… из «Чешского клуба»…

К у м е с. Из чего следует, что здесь чешское меньшинство в силе! Предлагаю возобновить воскрешение.

С т р у г а. А я думаю — надо передохнуть. Ведь он дышит. Зря только возимся — поглядите, как он храпит! Неправильно нам посоветовали. Искусственное дыхание делают…

К у м е с. …утопленникам.

С т р у г а. Вот именно, пан репортер. Раз как-то вытащили из Влтавы одного прилично одетого господина, нос и глаза ему успели сожрать раки и рыбы. Кликнули полицейского врача, тот сразу приказал делать искусственное дыхание. Бедняге оторвали обе руки, совсем уж истлел… (Смотрит на Микулашека.) Храпит — точно дрова пилит!

К у м е с. Думаю, стоит перевернуть его на живот!

Переворачивают Микулашека на живот.

Микулашек пускает ветры — сильно, с различными модуляциями.

С т р у г а. Слава богу… Возвращается к жизни!

К у м е с. Я считаю, стоит перевернуть еще разок…

С т р у г а. Перевернем.

Общими усилиями переворачивают Микулашека.

Слышь, Микулашек, это мы!

Микулашек открывает глаза.

Узнаешь нас? Что с тобою сталось, дружище? Ведь ты на чужбине. Помни это!

М и к у л а ш е к (слабым голосом). Пить!

К у м е с. Чего вам дать попить, пан Микулашек?

М и к у л а ш е к. Не в… в… валяй… те… ду… дурака… ва… ша… милость… (Снова засыпает.)

С т р у г а. Ничего не попишешь, придется снова делать искусственное дыхание.

М и к у л а ш е к (садится). Где я?

С т р у г а. Все еще в Дечине… Как мы могли без тебя уехать, когда ты три дня пропадал?

К у м е с. Не волнуйтесь, пан Микулашек. Ведь такого славного, такого добросовестного кочегара нам все равно не найти.

М и к у л а ш е к. Вот и я… все три дня… только и думал… как бы топка не погасла… (Плачет.) Коли уж я такой разнесчастный… Всю-то жизнь одни напасти… За что ни возьмусь — все прахом… Дайте хоть глоток рому…

С т р у г а. Выпей, Микулашек, выпей! Выпей, друг!.. У каждого человека своя планида!

К у м е с. Вот и я недавно читал в «Народни политике»{32}, профессор Станислав Николаи{33} пишет, что все турки — фаталисты.

М и к у л а ш е к (икает). Не извольте нести чепуху, пан репортер. Знали бы вы, мои милые, сколько я всего натерпелся… так не стали бы надо мной смеяться! (Пытается петь.) «Все меня, беднягу, разлюбили, и друзья-приятели забыли…»

С т р у г а. Заткнись… Мы тебя уважаем. Мы ж тут, на чужой стороне, земляки!

М и к у л а ш е к. Ну да…