Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
Ей-ей, не ропщи!
(Уходят.)
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
КОЗНИ И ЧЕРТОВЩИНА
Египетский храм Осириса в Риме. Таинственный неф, изобилующий темными закоулками, с лабиринтом переходов и колоннад. Тусклый блеск луны освещает иероглифические надписи на стенах. В центре — священный жертвенный ковчег Осириса.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Р а т а т а, Б р у т.
Р а т а т а подготавливает возле жертвенного ковчега ритуальные принадлежности. Вскоре входит Б р у т.
Р а т а т а. Стой, Брут, нога римлянина смеет переступить порог храма сего лишь после завершения обряда!
Б р у т. Сюда идет Ономатопея!
Р а т а т а. Я схвачу ее и принесу в жертву богам. А ты карауль у входа и расставь там своих людей!
Б р у т. Будь покоен, Цезарь от нас не ускользнет! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Р а т а т а, О н о м а т о п е я, потом х р а м о в ы е п р и с л у ж н и к и и х р а м о в ы е т а н ц о в щ и ц ы.
Р а т а т а прячется за колонной. О н о м а т о п е я входит, оглядывается. Жертвоприношение Осирису (балет).
Р а т а т а бьет в ладоши, и д в а п р и с л у ж н и к а бросаются на Ономатопею. Начинается ритуальный танец. Пока Ономатопея отчаянно защищается, танцовщицы быстро движутся в позах, напоминающих иероглифы. Когда прислужникам удается окончательно сломить сопротивление рабыни, танцовщицы замирают и церемониально усаживаются друг подле друга в позе «лотоса». Бой невидимых барабанов. Ратата ритуальным жестом подает знак начать обряд. У танцовщиц лихорадочно дрожат колени. Удары барабанов и аккорды, гитар понуждают танцовщиц монотонными движениями рук выражать вечную покорность божеству. Одна из них время от времени встает, чтобы, отделившись от остальных, сольно изобразить вознесение молящихся душ товарок танцовщиц.
Оркестр переходит в мрачную тональность. Вдруг на лицах танцовщиц появляются золотые маски, придающие им сходство с мумиями. Плавные движения сменяются судорожным подергиванием плечами.
Пляска становится все более страстной, исступленной. Танцовщицы в масках разделяются на две группы, преображаясь в двух причудливых многоликих и многоруких богов. Просительные и покаянные жесты сменяются властными, повелительными. Отзываясь на это символическое перевоплощение, торжественно звучит оркестр. Несколько х р а м о в ы х п р и с л у ж н и к о в на поднятых руках вносят связанную О н о м а т о п е ю. Руки танцовщиц волнообразными движениями выражают радость.
Фанфары оркестра смолкают. Ратата затягивает хорал, состоящий из одних гласных. Ономатопея в отчаянии заламывает руки.
Храмовые прислужники и палачи церемониально движутся подле нее. Тяжеловесными шагами и скупыми жестами они поверяют жертве ее судьбу: исполнение приговора и усмирение божества. У храмовых танцовщиц снова как в лихорадке начинают дрожать колени. Руки в экстазе взлетают вверх, к мрачному своду. Затем танцовщицы припадают лицами к полу.
Конвульсивными телодвижениями они сопровождают каждый скрип пилы, заживо разрезающей тело в священном жертвенном ковчеге Осириса.
П р и с л у ж н и к и уносят ковчег со сцены. Т а н ц о в щ и ц ы исчезают, Р а т а т а уходит, церемониально унося священную пилу.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Б у л ь в а, П а п у л л и й.
Входят Б у л ь в а и П а п у л л и й.
Б у л ь в а. Говорю вам, однажды утром я видел, как этот прохвост завернул в храмину.
П а п у л л и й. А я видал однажды, как он входил к Клеопатре. Верно, почтальоном служил.
Б у л ь в а. Да нет же — он состоит при этом храме. Либо прислужником, либо сторожем — на большее он не тянет.
П а п у л л и й. Ничего не могу с собой поделать: внутренний голос говорит мне, что это почтальон.
Б у л ь в а. Зачем же он тогда бросил нас на растерзание льву? На кой ему это?
П а п у л л и й. Ну, факт — почтальон! Видит тюк — и отправляет его дальше. Профессиональная привычка. У почтальонов это в крови!
Б у л ь в а. Почтальон он или сторож, а по морде он от нас получит! Подождем здесь — он как пить дать появится, с письмом или звонить в колокол. В любом случае появится и будет бит.
П а п у л л и й. Все-таки лучше б он оказался почтальоном. Коли он почтальон, стало быть, мы на почте, а там страшнее почтмейстера никого нет.
Б у л ь в а. Берите пример с меня, устраивайтесь поудобней. Тут вполне уютно!
П а п у л л и й. И красиво. Темновато, но, в конце концов, пусть будет чуточку тоскливо — лишь бы было весело!
Б у л ь в а. Да, немного сумрачно и холодина, но это неважно — лишь бы было весело!
П а п у л л и й. Вот и я говорю: когда весело, любая обстановка нипочем. Лишь бы весело было!
Б у л ь в а. Святая правда: пусть холодина, пусть мрак, пускай даже немного тоскливо — лишь бы было весело!
П а п у л л и й. Правда, я бы не сказал, что тут как-то особенно весело…
Б у л ь в а. Чего вы хотите! Животик от смеха тут не надорвешь. Как-никак храм!
П а п у л л и й. То-то и оно, да еще храм, в котором убивают людей!
Б у л ь в а (подскочив). Ну вас!
П а п у л л и й (подскочив). Что такое?
Б у л ь в а. Чего это вы присвистнули?
П а п у л л и й. Нет, это вы вздрогнули!
Б у л ь в а. Вы говорили что-то насчет убийств!
П а п у л л и й. Ну да! Тут убивают и занимаются колдовством!
Б у л ь в а. Эй, знаете что? Оставьте-ка это!
П а п у л л и й. Что?
Б у л ь в а. Насчет колдовства!
П а п у л л и й. А! На вас это скверно действует? Что удивительного! Все здесь как-то действует на нервы. Вдруг начинает мерещиться, будто за спиной у вас кто-то стоит.
Б у л ь в а (оцепенев). За спиной… у меня?
П а п у л л и й. Ну, хотя бы.
Б у л ь в а. А как он выглядит? Здоровенный?
П а п у л л и й. Кто?
Б у л ь в а. Вы же сказали: за спиной у вас кто-то стоит!
П а п у л л и й. У меня?
Б у л ь в а. И у вас за спиной тоже?
П а п у л л и й. Хорошо бы — почтальон!
Б у л ь в а. Я никого не вижу!
П а п у л л и й (резко оборачивается). На кой вам это? Так меня напугать! Да ведь у меня за спиной — никого?
Б у л ь в а. Это вы придумали, будто за спиной у меня кто-то стоит!
П а п у л л и й. Я же только для примера, тут такая обстановка!
Б у л ь в а. Тьма и холодина…
П а п у л л и й. …и убивают!
Б у л ь в а. А вам не хочется проявить милосердие?
П а п у л л и й. Что вы имеете в виду?
Б у л ь в а. Простим того типа, что бросил нас ко льву, — и айда по домам!
П а п у л л и й. Я бы не прочь, но ведь придется возвращаться темным коридором, где только луна и светит!
Б у л ь в а. Лучше дождемся утра. Будем рассказывать друг другу веселые истории.
Снаружи доносится протяжное завывание собаки.
П а п у л л и й (шепотом). Волк!
Б у л ь в а (шепотом). Волк в городе? Чепуха!
П а п у л л и й. Тогда призрак!
Б у л ь в а. С каких это пор призраки воют?
П а п у л л и й. С тех пор, как умер мой дедушка.
Б у л ь в а. Какое мне дело до вашего дедушки?
П а п у л л и й. Однажды он мне привиделся!
Б у л ь в а. Перестаньте!
П а п у л л и й. Снилось мне…
Б у л ь в а. Перестаньте!
П а п у л л и й. …будто иду я…
Б у л ь в а. Куда?
П а п у л л и й. Вы же просили перестать!
Б у л ь в а. Так куда вы шли?
П а п у л л и й. Прогуливался по набережной!
Б у л ь в а. Подумаешь!
П а п у л л и й. А вдоль набережной — сплошь могилы, могилы…
Б у л ь в а. Будь вы посговорчивей, дело обошлось бы без могил.
П а п у л л и й. И на каждой могиле сидел…
Б у л ь в а. …дедушка!
П а п у л л и й. Гораздо хуже!
Б у л ь в а. Тогда кто же?
П а п у л л и й. Сказать?
Б у л ь в а. Валяйте!
П а п у л л и й. Но мы оба струхнем!.. (Сдавленным голосом.) На каждой могиле сидел скелет!
Бульва невероятно пугается, он в совершеннейшем шоке, но вдруг успокаивается.
Что с вами?
Б у л ь в а. Справлялся с испугом.
П а п у л л и й. Вы еще не так испугаетесь, если я скажу, что рядом была