Сквозное действие, или Как стать драматургом - Александр Михайлович Галин

Н а д я. Очень прекрасные письма. Я так себе живо представляю и Ленинград, и вашу квартиру, и вашего кота.

К о с т я. Вы знаете о нашем коте? Лев — замечательный кот. Это моя гордость.

Н а д я. Я знаю.

К о с т я. Сейчас я просто страдаю. Я беспокоюсь о нем. Хотя обычно он у соседей осваивается быстро и даже ест за столом. Поверите, садится на стул! Гений. Не смейтесь, Наденька! А где вы жили прежде? Почему я не помню вас?

Н а д я. Мне было тогда лет семь-восемь. А жили мы за школой возле «ветки». Вы могли помнить мою маму.

К о с т я. Смутно припоминаю.

Н а д я. А я вас хорошо помню. Я даже влюблена была в вас немножко. Вы тогда в клуб ходили в сером плаще и в черном берете.

К о с т я. В берете? Вы что-то путаете.

Н а д я. Именно в берете. Вы ходили тогда с младшей Загоруйко.

К о с т я. Я ходил в берете в кино?

Н а д я. Да.

К о с т я. И сколько вам тогда было лет?

Н а д я. Семь.

К о с т я. Ужас. (Задумался.) Значит, ваша фабрика не работает по поводу воскресенья?

Надя натягивает марлю над вишнями.

Давайте я вам помогу. Прежде между нашим домом и фабрикой был всего один дом и пустырь. На пустыре валялись обломки фаянсовых фигурок — брак. Руки, ноги, головы… Мы копались в этих кучах. Сверху смотришь — кирпич, а перевернешь — форма пустая: балерина, всадник, собака и черт знает чего там только не было. Вытащишь из обломков женскую головку, руку балерины, морду коня, прижмешь к груди — сокровище… Мое! Эта фабрика была нашей. А теперь там работаете вы. Да, Наденька? И вы раскрашиваете фигурки этими тонкими руками. Да?

Н а д я. Да.

К о с т я. Этими красивыми руками. Наденька!..

Н а д я. Что?

К о с т я (отходит к сараю). Пожалуйста… Идите сюда.

Н а д я. Зачем?

К о с т я. Идите сюда. Там солнце. Подойдите сюда.

Н а д я. Зачем? (Подходит к нему.)

К о с т я. Надя… (обнимает ее.) Пожалуйста…

Н а д я. Что вы?

К о с т я. Я прошу вас… умоляю… Только один поцелуй. Один. Больше ничего.

Н а д я. Что вы?

К о с т я. Мне больше ничего не нужно. Один поцелуй. Я не знаю, что со мной. (Целует ее.) Не понимаю, что со мной. Да постойте вы спокойно! Не бойтесь. Мне больше ничего не нужно. Один поцелуй… Поцелуйте меня!

Во двор входит  В а н я  с двумя бутылками вина.

Н а д я. Что же это? Что вы делаете?

К о с т я (замечает Ваню). Простите, я перегрелся.

Надя убегает в дом.

Проклятое солнце.

Пауза.

В а н я. Что-то я хотел тебе сказать…

К о с т я (грубо). В чем дело? Магазин закрыт?

В а н я. Что я хотел сказать?

К о с т я. Короче, я надеюсь, ты управишься со своим языком, надеюсь…

В а н я. Твоя жена идет.

К о с т я. Ну и что?!! Что?!

В а н я. Ничего. (Поднимается на крыльцо. Заходит в дом.)

Во двор входит  И н н а.

Пауза.

К о с т я (почти кричит). В чем дело?! (Инна поражена.) Я спрашиваю, в чем дело? Почему ты вернулась?

И н н а. Это я должна была бы спросить, в чем дело, но я не хочу говорить на эту тему. Жанна забыла панаму, и я вернулась. Черт знает что!

К о с т я. Я тебя спрашиваю, в чем дело? На какую тему ты не хочешь говорить? Что за игры? Что за прятки?

И н н а. Зачем ты кричишь? В доме люди.

К о с т я (потише). Плевать.

И н н а. Я понимаю причины всего этого — этой нервотрепки. Я знала, что так будет. Я предвидела.

К о с т я. Предвидела?

И н н а. Да.

К о с т я (сбит с толку). Когда ты это предвидела? Что?

И н н а. Еще до приезда сюда.

Немая сцена.

Я предвидела это каждый год и старалась уберечь тебя от этого.

К о с т я. Да?

И н н а. Ты примитивно судишь обо мне, Костя. Мы женаты двадцать лет. Этого достаточно, чтобы узнать мужчину.

К о с т я. Ну и что же ты узнала? Интересно. Что ты могла узнать прежде? Если ты видишь своими глазами, то это предмет для разговора, но домыслы… Я не потерплю никаких домыслов.

И н н а. Котик, вся наша жизнь — это домыслы. Разве мы с тобой хоть раз говорили откровенно? Не хватает ни сил, ни времени.

К о с т я. Сил, действительно, не хватает. Так к чему эти игры? К чему прятки? Ты в чем-нибудь можешь меня обвинить?

И н н а. Могу, но не стану этого делать.

К о с т я. Невероятная наглость. Как ты умеешь употребить все в свою пользу!

И н н а. Я думаю о детях, Костя.

К о с т я. При чем здесь дети? Это наши дела.

И н н а. Не только наши.

К о с т я. Все на один манер! Чуть что, выпускают вперед детей. Это дети! Дети, а не тяжелая артиллерия. При чем здесь дети?

И н н а. Хорошо, ни при чем.

К о с т я. К чему эти недомолвки? К чему этот страдальческий вид? Говори прямо.

И н н а. Прямо?

К о с т я. Подожди. Двадцать лет. Ты сама вспомнила, так вспомни и ход вещей. Двадцать лет я чист, как слеза. Я перед тобой чист… был. Я работаю как вол.

И н н а. Я это знаю. Я уважаю твой труд.

К о с т я. Двадцать лет — работа и дом, работа и дом. Больше ни черта. В две стороны, как маятник. А я человек. Пойми! Я устал. Даже на отдыхе я не отдыхаю. В состоянии ли ты это понять? Или ты можешь видеть только то, что у тебя перед носом? Только то, во что тебя ткнут носом. Извини. Я груб… Но я раздражен.

И н н а. Возьми себя в руки. Что же делать?

Пауза.

Так, очевидно, было нужно. Это неизбежность. Необходимость.

К о с т я. Необходимость? Как это понять? Что?

И н н а. Ты должен был сюда приехать в конце концов.

К о с т я (задумался). Думаешь, это необходимость?

И н н а. Да, это судьба.

К о с т я. Судьба?

И н н а. Да. И пусть она все решит сама.

К о с т я. Ты… Это допускаешь?

И н н а. Конечно. Судьба, знаешь, и камни ранит.

К о с т я. Хорошо сказала, молодец. Я не ожидал. Ты хорошо мыслишь.

И н н а. Ты отвык слушать меня. Ты скоро перестанешь узнавать меня. Мы вчера говорили с Жанной…

К о с т я. С Жанной?

И н н а. Она уже не ребенок и все понимает Она сама начала разговор на эту тему.

К о с т я. На какую?

И н н а (значительно). На эту.

К о с т я. Сама начала?

И н н а. Конечно. Она неглупа, и очень неглупа.

К о с т я. И ты поддерживаешь с ней такие разговоры?

И н н а. А что в этом плохого? Не могу же я ей сказать: «Не смотри. Не думай!»

К о с т я. Прекрасно. Дожили. А чего еще можно ожидать? Это совершенно закономерно. Мне давно следовало заметить, что ты формируешь из ребенка урода. Сначала подносить туфли, одевать, выдавливать зубную пасту на щетку… Ребенок не знает труда, не знает трудностей. Все позволено!

И н н а. Что же ей позволено?

К о с т я.