Город пробужденный - Богуслав Суйковский

— Сейчас? Перед вечером? О нет! Ночью легко нарваться на всякие неожиданности. Ночью шансы есть скорее у более слабого, но дерзкого! Мы же на море сильнее. Зачем рисковать, когда завтра или послезавтра выйдет вся наша мощь и наведет порядок на море?

Когда он пересек порт и взбежал на высокий выступ стены, откуда Эонос наблюдал за приближающимся неприятелем, солнце уже зашло, но было еще светло. На востоке небо быстро бледнело, предвещая появление луны, которая лишь вчера миновала полнолуние.

Эонос приветствовал верховного вождя почти радостно и тут же принялся показывать римские силы и объяснять ситуацию.

— Тот флот, что постоянно держится в Тунесском заливе, вышел через пролив. Но от берега не отходит, а там они подтащили несколько тяжелых машин. Это было хорошо видно днем.

— Боятся нас!

— Явно боятся! Был бы какой-нибудь подходящий ветер, можно было бы выскочить, смести их флот, прежде чем те из Утики подойдут. Но на одних веслах мы не успеем! Хотя те плывут медленно.

Это было очевидно. На ясной, вбирающей отблески зари, переливающейся перламутром глади сонного моря отчетливо виднелись черные силуэты, приближавшиеся медленно, но неуклонно.

Эонос внимательно присматривался и бормотал:

— Пусть меня первая же рыба проглотит, если я что-нибудь понимаю! Это не военные корабли! Сброд! О, этот первый — египетская трирема, старая посудина, годная лишь для плавания по Нилу. Ее любая волна перевернет! За ней — балеарские биремы, неустойчивые! А это пентера! Да, действительно пентера, но старая и годная, верно, лишь для перевозки зерна! И снова бирема! Критская, должно быть… Нет, это наша! Клянусь всеми сиренами и нереидами, наша! Клейтомаха! Я узнаю эту черную простибулу, вырезанную на носу!

— Захватили где-то!

— Да, все это похоже на мусор, собранный со всех концов моря. Но зачем тащить это под Карт Хадашт?

— Может, везут какое-то снаряжение для армии Сципиона? — вставил кто-то из окружавших офицеров.

— Этим путем? Они постоянно подвозят из Утики, но высаживаются у Тереза. Хотя… погодите, может, это и правда? Эти бочки плывут так медленно и сидят так глубоко, что, верно, и впрямь везут что-то тяжелое.

— Да и гребут они слабо!

— Вот взойдет луна — тогда и увидим! Сейчас не разобрать! О, смотрите, смотрите! Что это у них на палубах? Какие-то машины?

— Что-то торчит, это точно. Но, кажется, не машины! Будто башни!

— Они что? С ума сошли? Хотят атаковать стены со стороны моря, что ли?

Эонос молча разглядывал странный флот. Корабли шли в строгом порядке, так плотно один за другим, что при ветре это было бы попросту рискованно. Флотилия уже миновала вход в гавань, держась на почтительном расстоянии, вне досягаемости самых тяжелых машин. Военные корабли, несшие стражу перед проливом, не двинулись с места.

Луна наконец выплыла из-за горизонта, огромная, ясная, серебря морскую гладь. Силуэты римских кораблей стали отчетливее, черными контурами на светлом фоне. Их было более тридцати.

— Идут к заливу, — бормотал Эонос. — Но плывут без огней, без всяких сигналов! Там, видно, каждый хорошо знает, что делать! Ничего не понимаю! Чтоб мне никогда больше не выйти в море, ничего не понимаю!

— Поворачивают! — внезапно выкрикнул стражник, стоявший выше, на выступе стены. — Поворачивают к нам!

Эонос выругался. Да, поворачивают. Они точно обезумели! Первая галера подошла опасно близко к прибрежным мелям, развернулась и, теперь работая веслами быстрее, двинулась к стенам. Но не ко входу в порт, а значительно дальше, влево. За ней поочередно разворачивались остальные, снова выполняя какой-то непонятный маневр. Они шли не точно по следу предшественницы, а каждая чуть правее, тесной лесенкой. Если бы передний корабль остановился или внезапно замедлил ход, следующий, верно, столкнулся бы с ним корпусом. Весла у обоих тогда разлетелись бы в щепки.

Эонос выругался еще раз, но скомандовал спокойно:

— Зажигать огни. Сигнал машинам: внимание!

Смоляные светильники вспыхнули и, укрепленные на длинных шестах, выдвинулись далеко за зубцы, озарив мерцающим светом основание стен, узкую полосу камней, море. Местами волна доходила до самых стен, местами оставался крохотный клочок пляжа, на котором можно было бы, конечно, высадиться, но который не дал бы места для подготовки к наступлению.

Стражник на вышке схватил факел, крутанул им над головой и вытянул руку вперед, в сторону подплывающего флота. На позициях катапульт вспыхнули огни, и едкий запах смоляного дыма окутал стены. Там уже готовились метать тяжелые фаларики — самые грозные для корабля снаряды.

Первая галера оказалась в пределах досягаемости тяжелых гелеполей и онагров, установленных справа от входа в порт, и Гасдрубал, прекрасно видимый в свете факела, дал знак. Тотчас же, описывая крутые дуги, сверкнули в воздухе фаларики, вода перед галерой вскипела, пораженная огромным камнем раз, другой, третий.

Но оказалось, что и время для атаки римляне выбрали удачно: низко висевшая, огромная, ясная луна мешала меткой стрельбе, и хотя пара снарядов из катапульт попала в цель, вспыхнувшие на галере пожары были тут же потушены, а тяжелые камни все летели мимо.

И все же в одном месте, где мели уходили далеко в море, римская галера остановилась и начала тонуть. Вторая настигла ее — со стен донесся треск ломающихся весел, — затем страшные абордажные мостики упали с обеих сторон, впились крючьями в борта и палубы, и оба судна, соединенные в одно целое, медленно погружались в воду. Лишь тогда люди начали прыгать в воду и плыть к близкому берегу. Их было на диво мало. Пожар, стремительно распространявшийся на втором корабле, никто не тушил, а третий по счету уже подплыл и перебрасывал свой мостик на палубу того, горящего и тонущего.

И тогда Гасдрубал понял. Бледный, потрясенный, в ужасе он повернулся к Эоносу:

— Скорее! Камнями! Топите эти посудины! Не дайте им доплыть до тех, тонущих! Клянусь Мелькартом, Танит и Молохом, скорее! Скорее!

Он и сам сбежал к машинам, подбадривал, торопил, даже помогал. Но град снарядов все равно был неточным, и хотя то тут, то там на римском корабле рушилась мачта, ломался борт или вспыхивал пожар, почти все они добрались до своего места, соединились с предыдущими и лишь там добровольно затонули.

Когда луна поднялась высоко и уже не мешала целиться, на гладкой воде виднелась лишь неровная линия обломанных, догорающих надстроек, что были установлены на палубах, кое-где — верхушка мачты, какие-то плавающие обломки.

Для знатока сомнений уже не было. Эонос прошептал вождю:

— Они