Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий

— Ну-ка, дай я покопаю, — попросил я лопату.

— Копай, копай, а я покурю пока.

Я нашел свежую кучку песка и попробовал копнуть. Э, да это совсем не так просто! Лопата упиралась в гальку и никак не входила. Насилу я ее воткнул и выкинул большой ком песка. Но червя там не оказалось. Я продолжал рыть, выкопал целую яму — и все без результата.

Иван Галактионович, лукаво улыбаясь, покуривал и следил за моей работой.

— Ну, будет здесь, рой в другом месте, а то все дно насквозь пророешь, — добродушно пошутил он.

Я принялся копать возле следующей кучки песка. Опять сначала никак не мог воткнуть лопату, и опять ничего не выкопал.

— Куда ж они деваются? — удивился я.

Иван Галактионович докурил, сплюнул, взял у меня лопату:

— Гляди, учись.

Он копнул раз, два и сразу выбросил большого червяка.

— Вот как у нас! — подмигнул он и деловито добавил: — Ты лопатой гальку не толки, а поддевай ее — враз и выроешь. А то, пока ты шебуршишь по гальке-то, он учует — и наутек. В песке-то он ходкий, даром что без ног.

Я опять хотел взять лопату и попробовать, но Иван Галактионович не дал:

— После, на свободе, займись, а теперь за рыбой ехать надо.

Он накопал целую банку морских червей, и мы отправились к боту. Привязали на веревку большой камень, взяли его с собой и отплыли метров сто от берега.

— Вываливай, — скомандовал Иван Галактионович.

Я осторожно опустил за борт тяжелый камень. Он пошел на дно, увлекая за собой веревку. Другой ее конец мы привязали к боту, и он закачался на одном месте.

— Вот теперь мы на якоре, — сказал Иван Галактионович.

Он достал из-под сиденья два мотка бечевы, аккуратно намотанной на дощечки. Один моток передал мне. На конце бечевы вместо грузила была привязана небольшая гирька, а сбоку на поводке — огромный крючок. Мы насадили куски червей и опустили свои нехитрые снасти в воду. Конец веревки я держал в руке, ожидая, когда клюнет рыба.

Не прошло и минуты, как кто-то со дна дернул за веревку. Я подсек и, замирая от волнения, стал выбирать снасть. Вот из глубины показалось что-то темное — значит, попалась, не ушла. Я вытащил из воды добычу. На крючке прыгала и билась небольшая, на редкость безобразная рыба с огромной, усаженной шипами головой. По бокам рыбы, как крылья бабочки, топорщились два широких пестрых плавника. Небольшое тело ее было покрыто светлыми пятнышками. Я сразу узнал, что это бычок.

«Ну, для начала недурно», — подумал я, снимая с крючка рыбу и бросая ее на дно лодки. Почти сейчас же я поймал второго, третьего бычка. Потом я вытащил небольшую, величиной с ладонь, камбалу. Я с любопытством рассматривал эту замечательную, круглую и плоскую, как лепешка, рыбу. Верхняя, темная сторона ее очень подходит под цвет бурых подводных камней. Здесь помещаются оба глаза. Нижняя сторона рыбы почти белая. Рот у камбалы маленький и кривой. Вот уж страшилище!

Я бросил на дно лодки и эту добычу и не без тайного торжества взглянул на Ивана Галактионовича, который с мрачным видом сидел на другом конце лодки и не поймал еще ни одной рыбы. Я чувствовал свое явное превосходство в рыболовном искусстве.

Иван Галактионович мельком взглянул на меня и проговорил:

— Неправильно снасть держишь. Ты ее на дно кладешь, а надо, как стукнет груз, малость приподнять и держать на весу, а то так никогда ничего не поймаешь.

— Как не поймаю? Да я уж четыре штуки поймал!

Иван Галактионович презрительно усмехнулся:

— Да разве это рыба?

— А что же?

— Так, лабуда. Она по дну ползает, вот и цепляется. Ты повыше снасть подымай, — еще раз сказал он. — Держи на весу, а то насадку только зря тратишь.

Вся моя рыбацкая гордость мигом слетела. Выходит, мой улов даже не стоит тех червей, которые я на него трачу. Я был задет за живое.

Вскоре Иван Галактионович подсек и стал быстро выбирать снасть. Мне очень хотелось, чтобы и он вытащил такую же «лабуду», — вот тогда узнает, как других учить! Но в этот миг Иван Галактионович выбросил в лодку довольно крупную рыбу.

— Почин есть! — весело сказал он, этим как бы еще раз подчеркивая, что моя рыба в счет не идет. — Теперь, значит, стайка подошла, будет брать. Треска всегда стаями ходит.

И действительно, мы начали таскать рыбу за рыбой. Глядя на этих крупных, мясистых рыб, лежащих в боте рядом с моими нелепыми уродцами, я должен был поневоле согласиться, что, с точки зрения настоящего рыбака, на них и в самом-то деле червей тратить не стоило.

Но я все-таки не сдавался и спросил:

— А разве у вас бычков не едят? У нас в Москве их, маринованных, в банках продают.

Иван Галактионович удивленно взглянул на меня:

— Да что ж ты в них есть-то будешь? Голову или хвост? Мяса-то, почитай, никакого пет.

— А камбалу?

— Камбалу мы едим, только не такую мелюзгу, — он презрительно кивнул головой на мою добычу. — Камбала должна быть во какая, с блюдо хорошее, — это камбала! Мы ее острогой колем. Знаешь, что такое острога? Шест, а на конце вроде как вилы с зазубринами. Вот едешь по отмели и глядишь. Она, как блин, на дне лежит. Сама под цвет дна, сразу и не приметишь, а как приметил, нацелишься острогой, цоп — и в лодку.

Пришлось еще раз признать, что и камбала моя за рыбу тоже в счет не пойдет.

Треска брать перестала — очевидно, стайка отошла. Но мы продолжали сидеть тихо в ожидании, когда подойдет новая.

Вдруг невдалеке от лодки из-под волны вынырнула чья-то большая темная голова.

Я вздрогнул и не успел еще сообразить, в чем дело, как голова фыркнула и скрылась под водой.

— Ишь, нерпа играет, — недовольно проговорил Иван Галактионович. — Всю треску теперь разгонит.

Нерпа вновь вынырнула, но уже поодаль.

— Ушла, — сказал мой товарищ. — А то иной раз начнет нырять кругом лодки, рыбу распугает. Тогда снимай с якоря и переезжай на новое место.

— А можно ее из ружья убить?

— Осенью можно, а теперь нельзя.

— Что ж, запрещается летом бить?

— Не в том дело, — ответил Иван Галактионович. — Летом хоть и убьешь, враз утонет. Летом нерпа тощая, вода ее не держит. А к осени она жир нагоняет. Если убьешь — как поплавок, на воде будет держаться.

Мы посидели еще немного, но рыба не