Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - Сергей Александрович Полозов
Вдалеке от дороги и домов тихо так, что шипит в ушах. Горы белесые, покрыты, как белой прозрачной вуалью, тонким, просвечивающим слоем несплошного снега. Деревья и кусты в инее. После пасмурного утра днем выглянуло солнце, сразу потеплело, а вокруг все мгновенно изменилось.
Облачность стала подниматься, утаскивая за собой вверх по склонам эту снежную вуаль, словно невидимая рука поднимала прозрачную занавесь: прямо на глазах склоны гор снизу вверх начали темнеть, терять белесую припорошенность, вновь принимая свои необычные, становящиеся ярче, чем всегда, цвета — красноватые, желтые, зеленые, коричневые, серые, лиловые. Посвежели, как шкура змеи после линьки. Очередное таинство превращения и обновления.
Потом опять пасмурно. Потом пошел снег. Да такой, какого еще надо поискать: снежинки с пятак, огромные тяжелые хлопья, мгновенно исчезающие при соприкосновении с уже теплой и мокрой землей. Пришлось бросить наблюдения: невозможно, очки и бинокль залепляет мгновенно.
Час брел домой, просто глазея по сторонам. Когда спустился ниже в долину, там все оказалось по-другому, снега не было, и тоже все быстро изменилось: натянуло плотную тучу, из которой сплошной стеной посыпалась крупа, шумно, как бисер на фанеру, падающая на комковатую и сухую здесь землю. А в это время солнце пробилось в разрыв облаков и подсвечивает все это сбоку. Грибной снег…
А как вышел на Обрыв Фалко — аж в зобу сперло: вид до горизонта на всю долину Сумбара к юго-востоку, а на фоне необычно темного неба и силуэтов хребтов — огромная радуга! Они вообще здесь редко бывают, а уж такой яркой и подавно никогда не видел.
Над головой темень, туча, вверх не посмотришь — за шиворот сыплется, вдалеке — многоцветные склоны с двумя белоснежными вершинами Сюнта и Хасара, освещенными ярким прямым солнцем. А в противоположную сторону — на темно-синем фоне многоплановых иранских гор — новорожденная радуга.
Словно вращаешь, как в детстве, волшебную трубку калейдоскопа, в которой одно превращается в другое. И все это красиво какой-то неестественной праздничной красотой. Словно вокруг не реальность, а огромные, фантастически правдоподобные декорации…»
Кваканье в сугробах
— Мы едем издалека и во время своего долгого пути видели много странного и удивительного…
(Хорасанская сказка)
«26 января. …Артезианская скважина в ВИРе, из которой в арык тугой струей безостановочно течет чистая вода с постоянной температурой восемнадцать градусов, в летнюю жару является центром вселенной для всего живого. Сейчас, в середине зимы, в день редкого, почти настоящего снегопада, покрывшего землю на несколько часов тяжелым липким снегом (по здешним критериям — «сугробами»), из скважины раздается не к сезону энергичное кваканье лягушек, категорически не вяжущееся со снежным пейзажем. Надрываются прямо словно хвастаясь: вокруг снег, а нам — хоть бы хны, квакаем себе!
Стаи воробьиной мелочи, отжатые снегом из холмов, толкутся на раскатанных проезжих дорогах. Просянки, обыкновенные овсянки, вьюрки, зяблики, хохлатые жаворонки — все вперемешку на пятнах мокрого асфальта среди снега.
На трассе Ашхабад — Кизыл-Арват в такой день десятки тысяч жаворонков из заснеженной пустыни собираются на полотне дороги. Из-за бампера машины на остановке каждый раз вынимаем сразу по нескольку птиц (серые, полевые и хохлатые жаворонки). Лисы жируют вдоль трассы откровенно, даже не убегая от проходящих машин, а лишь отскакивая на обочину, продолжая аппетитно хрустеть дармовыми тушками, повсеместно валяющимися на дороге».
Коммунальная квартира
Не успел он это сказать, как появилась огромная толпа, в окружении которой…
(Хорасанская сказка)
«25 января. …На одном пятачке в едином скоплении совместно кормятся двести десять степных жаворонков, четырнадцать двупятнистых, восемьдесят пять хохлатых, тридцать два малых, сорок шесть рогатых, триста вьюрков, девяносто каменных воробьев и восемнадцать коноплянок.
При кажущемся хаосе распределения кормящихся птиц каждый вид занимает в этом общем пространстве свое определенное место, свою нишу. Продолжает жить своей жизнью, хоть неизбежно и связан паутиной невидимых связей со всеми соседями. Причем не с соседями, лишь вежливо здоровающимися, перед тем как закрыть за собой глухую дверь на общей лестничной площадке, а с соседями, разделяющими и общую кухню, и общую ванну, и даже общую спальню; с соседями по очень-очень коммунальной квартире…
Степные жаворонки щиплют траву и крушат кустики полыни своими мощными клювами на самых плоских участках пологих склонов.
Рогатые жаворонки тоже пощипывают травку, но более мелкую и тонкую; да и кормятся чаще на более крутых склонах; клювы у них намного слабее.
Хохлатые жаворонки кормятся долблением, как отбойные молотки, или переворачивая кусочки навоза и комки глины, собирая из-под них притаившееся или завалявшееся там съестное; у этих клюв — как долото.
Каменные воробьи в этой толкотне вообще перестают кормиться на земле и усаживаются на стебли редких растений, неудобно сидя на них, удерживая равновесие трепетом крыльев и поклевывая что-то с ветвей.
Коноплянки и вьюрки подбирают мелкие съедобные частички вокруг кустиков полыни и солянок или остающиеся от брошенных степными жаворонками веточек.
Я упрощаю. Потому что на самом деле даже отдельные птицы, кормясь рядом, могут использовать очень разные приемы кормления, выковыривая корм из почвы, склевывая что-то с земли, с растений или подпрыгивая за добычей в воздух…
Происходит разделение труда на ниве поедания всего съедобного. Потому что конкуренция за хлеб насущный правит бал. Чтобы ее избежать, каждый вид выработал свой стиль, свою специальность; занимает свое уникальное, лишь ему одному свойственное, место под солнцем (это и есть его ниша).
Разные виды или едят разное в одном месте; или едят одно и то же в разных местах; или едят одно и то же в одном месте, но по-разному, в результате потребляя ресурсы разной доступности. И ведь все это гибко, подвижно и может перестраиваться в зависимости от условий. Немыслимая сложность и динамика мозаики жизни, на которой все и держится.
«Что за этим? — спросит пытливый мичуринец. — Статистика проб и ошибок, вероятностные процессы эволюции или гармония высшего творения?»
А вдруг и то и другое вместе: динамичная эволюция сотворенного. И никакого конфликта в этом нет? А истерики в стиле «или — или» — это для тех, кто науку от религии отличить не может или не хочет, смешивает все в одну кучу, пытаясь играть в одну игру по правилам другой, никогда не удосуживаясь с этими самыми правилами ознакомиться, а лишь целясь в глотку
