Лахайнский полдень - Алексей Анисимов
Он заснул только под утро. Ему приснился необычный, тревожный сон. Он чувствовал жар, словно в лихорадке, и долго блуждал в кромешной тьме. Где-то рядом звуки. Но не голоса. То ли дыхание, то ли приглушенный звон, стальной, глухой, из глубины. Он вздрагивал, оборачивался, пытался схватить или остановить что-то невидимое, то, что следовало за ним и угрожало. Асахи долго кружился в темноте, пока вдалеке не вспыхнул свет.
Луч – яркий, прямой, как будто пробившийся сквозь толщу черных облаков. Под ним не то человек, не то тело. Меч! Катана! Та самая, которую он оставил много лет назад в катакомбах.
Она не лежала на подставке. Просто висела в воздухе. Одинокая. Покинутая. Сталь переливалась, но блеск был тусклым. Не таким, как в свете яркого фонаря, когда Асахи видел меч в последний раз в катакомбах. А красная рукоять разбухла и казалась брюшком огромного напившегося крови комара.
Он подошел ближе. Лезвие начало поворачиваться медленно, как будто разглядывало его. Внезапно рукоять дрогнула. В воздухе возникла тонкая вибрация и ощущение голоса:
– Ты разделил нас… Но мы не две души. Одна. Созданная для битвы, не для гробницы!
Сразу нахлынули тревога и стыд. Асахи судорожно ощупал свой пояс, словно вспомнил, что там должен висеть вакидзаси. Он обязан же был соединить пару дайсё!
Пальцы нащупали какой-то предмет, напоминавший ножны. Он с облегчением выдохнул, опустил глаза и с ужасом увидел, что держит не вакидзаси, а сложенный веер. Он раскрыл его, и из складок медленно развернулась, словно распустилась, хризантема. На одном из лепестков было написано имя. Его имя!
– Почему я так и не сделал этого?!
Мысль ударила, как молния. Асахи открыл глаза. Кровь тяжело стучала в висках, тело покрылось холодным потом. Он испытал неимоверное облегчение, осознав, что это был лишь сон. Но чувство вины и смутного стыда не отпускало. Стрелки часов давно перевалили за полдень. Он впервые проспал работу…
Добравшись в спешке до бара, едва переведя дух, Асахи сразу наткнулся в дверях на Хиротоши. Судя по виду, тот дежурил здесь с самого утра. Поза выдавала нетерпение, едва сдерживаемое приличием: он стоял чуть наклонившись вперед, словно готовый сорваться с места, лишь завидев шефа на пороге. Его взгляд излучал желание немедленно выпалить то, что жгло изнутри.
– Семь с половиной тысяч долларов! – произнес он сразу, как увидел шефа.
Хиротоши едва сдерживал довольную улыбку, его буквально распирала эта цифра.
– Что семь с половиной тысяч долларов? – Асахи нахмурился, не понимая.
– Ручка твоя… ну, подарок вчерашних самураев. Она, оказывается, стоит не меньше семи с половиной тысяч долларов. Может, и больше!
– Ты открыл коробку? – удивился Асахи.
– Ну, конечно. Захотелось взглянуть на оружие современных воинов пера. – Хиротоши слегка усмехнулся, явно наслаждаясь моментом. – А моя помощница, – с гордостью добавил он, – покопалась в интернете и нашла эту эксклюзивную коллекцию. В ней используют слоновую кость и платину, но узор у твоей ручки, похоже, уникальный. Конкретно такого мы с ней не нашли.
Он аккуратно достал из внутреннего кармана пиджака черный футляр и бережно протянул Асахи. Тот, ощутив приятную тяжесть в ладонях, с интересом открыл крышку.
Внутри лежала массивная ручка мраморно-белого цвета, поверхность которой покрывала тонкая, почти ювелирная гравировка: на фоне гор, рек и заливных полей сходились в поединке закованные в доспехи воины. Фиксатор на колпачке, предназначенный для кармана пиджака, был выполнен с точностью, достойной настоящего оружия, в форме миниатюрного самурайского меча.
– Похоже, ты оказал кому-то серьезную услугу! – с восхищением произнес Хиротоши.
Прошло несколько месяцев. Жизнь в «Аомацу» текла своим чередом, но однажды, работая за стойкой в зале, Асахи заметил знакомую картину: конверт, прижатый деревянной доской, на которой покоились нетронутые суши из голубого марлина. Так же, как и в первый раз. Он без раздумий открыл послание. Теперь в золотых лепестках хризантемы значились иная подпись и другое имя вызываемого человека. В этот раз Асахи не растерялся. Он понимал, что означает это письмо и как следует с ним поступать.
Так «Аомацу» постепенно превращался в место, куда стали приходить решать свои дела те, кого принято называть сильными мира сего. На Асахи как на хозяина заведения ложилась особая обязанность: передавать письма адресатам и заботиться о том, чтобы к назначенным датам в ресторане всегда оставались свободные места для особых гостей.
Важной частью каждого схода была разделка рыбы перед собравшимися. Этот ритуал Асахи проводил лично и неизменно с вакидзаси. Поэтому клинок задержался у него еще – куда дольше, чем он предполагал вначале.
Сначала Асахи был уверен, что отвезет меч на остров в ближайшие же месяцы. Воссоединит фамильную пару на алтаре в колодце, как и пообещал Кимитакэ. Но неделя сменяла неделю, в баре находились всё новые неотложные дела, и поездка откладывалась. Время текло незаметно, но быстро. Асахи привык к мечу: к весу, холоду стали, к тому, как он ложился в руку, к особой торжественности, возникавшей в зале при его появлении.
Он часто уже забирал клинок домой, сначала по случаю, потом по привычке. Он даже держал его рядом во время сна, словно только в его присутствии находил покой. Но тревожные мысли не отпускали. Они возвращались, как только Асахи оставался один. Он словно застрял между желанием выполнить обещание и неосознанной тягой сохранить меч у себя. Месяц за месяцем такое состояние только крепло. Единственным, кому он мог доверить свои тягостные мысли, был Хиротоши. Их нечастые, но долгие разговоры – за стойкой после закрытия или в редкие свободные дни – всегда приносили облегчение. Именно слова Хиротоши, сказанные в одну из таких тихих ночей, помогли Асахи принять трудное, но, по мнению обоих, верное решение…
Из аэропорта Ханэда, куда приземлился рейс из Лондона, Асахи направился прямо в «Аомацу». За окнами такси Токио тек привычной рекой: плотные потоки машин, редкие островки зелени, уличные торговцы, торопливо убирающие лотки после утреннего ажиотажа. Уже перевалило за полдень, и город, наскоро перекусив, вновь погружался в рабочую суету.
У входа в бар стоял Хиротоши. Он заметил машину издалека и вышел навстречу шефу с той искренней радостью, которую невозможно
