Та, которая свистит - Антония Сьюзен Байетт
– В них нет ничего страшного, – поспешил заметить Уилки.
– А я думаю, что страшное есть, – отозвался Гусакс. – Идеи сильнее отдельных людей, вот и формы духовной жизни тоже, они кривляются, они затягивают. Они воплощаются.
Появился Лайон Боумен и выразил надежду, что Уилки покажет по телевизору его доклад о химической и электрической связи в нейронах.
Обязательно, пообещал Уилки. А сам думал о варианте с психоаналитиком. Ему только что пришла в голову интересная идея.
К удивлению Фредерики, ее потрепал по плечу вице-канцлер. Сказал, что хочет ей кое-что показать. На его длинном лице щелкунчика появилась улыбка.
– Это новый проект, – сказал он и повел ее в прихожую зала Лонг-Ройстона с хорами; в этом помещении теперь стояло несколько стеклянных витрин. – Мы собираем коллекцию, хотим показать историю этого здания и историю университета. Как видите, пока собрали мало. Но кое-что вас, вероятно, заинтересует.
Он показал ей коробку с эскизами Александра Уэддерберна к костюмам для постановки «Астреи» 1953 года. Здесь же были некоторые костюмы и фотографии актеров и актрис. Ленты и вышивки, нагрудники и рюши, конус искусственных рыжих локонов, ожерелье из фальшивого жемчуга и фальшивой эмали. Был черно-белый снимок Марины Йео, царственно умирающей на подушке. Была корона из стекла и проволоки, музыкальные инструменты – ребек и лютня, трубы и тамбурины. Был там и Уилки в роли сэра Уолтера Рэли, куда более худой и с умным озорством во взгляде. Сам Александр, держащий за руки Фредерику и Марину Йео, на общем снимке всей пестрой труппы обормотов. Была там и ее старая школьная учительница Фелисити Уэллс, которая потом умерла во время школьной экскурсии, совершенно неожиданно, перед гобеленом из Байё, подняв палец, чтобы объяснить: здесь изображена смерть Гарольда, последнего английского короля. Марина Йео была жива, но ее искалечил артрит, руки скрючились, ноги подкосились. В какой-то степени ее спасло телевидение, где она играла злобных и очень проницательных детективов в многосерийных триллерах, закутанная в шифон и восседающая в кресле.
А вот на карточке и сама Фредерика, бежит мимо фонтана с голыми купидончиками, струятся рыжие волосы, а сквозь оборки юбок проглядывают тонкие ножки.
Она смотрела на выморочные платья и безжизненные лица в безвоздушном пространстве.
Время тогда не остановилось, нет.
Все фотографии были черно-белыми (и, конечно же, серыми).
Шелк, атлас, нейлон и вискоза выцвели, немного испачкались, но не сильно.
Она разгладила своими уже настоящими руками настоящую вычурную юбку и почувствовала землю под ногами.
– А вот интересно, – сказал вице-канцлер. – Можно спросить, остались ли у вас какие-нибудь… сувениры от того времени?
Фредерика ответила, что, кажется, нет. Уж точно ничего существенного.
И они вернулись к остальным, обратно в кабинет.
Уилки сказал, что ему пришла в голову блестящая идея, о которой он расскажет ей позже.
Кто же скажет мне, кто я?
XXII
Лук Люсгор-Павлинс отправился за Джоном Оттокаром. Искать его было не нужно, ведь в рабочее время он всегда был у своей машины. У Лука же расчетов становилось все больше. Он шел по университетскому городку, который разрастался – возводились новые здания, – и спрашивал, не видел ли кто Джона Оттокара. Но неожиданно наткнулся на него сам – вернее, на них: они сидели в заросшем травой амфитеатре перед статуей короля и королевы работы Генри Мура.
Сидели лицом друг к другу, устроившись на каменной скамье, дальновидно расположенной там для тех, кто пришел отдохнуть и полюбоваться статуей и простирающейся за ней пустошью. На обоих были джинсы и свитеры в цветах радуги, похожие на рыцарские плащи, которые и по отдельности смотрелись бы ярко. Джон свой, кажется, не надевал уже давно. Склонившись друг к другу, они, судя по всему, спорили: длинные, с челкой волосы свисали с обеих сторон, головы клонились то вперед, то в сторону, что-то подчеркнуто выражая или отметая. Руки оба то вытягивали, то в лад ими жестикулировали: один правой – другой левой, один левой – другой правой. Может, они зеркальные близнецы? Так Лук думал и раньше, но никогда не спрашивал. Вопрос слишком личный и неудобный. Колени их соприкасались. Рядом со статуей короля и королевы они были похожи на двуглавую игральную карту: валет червей или валет бубен. Не разберешь. Любопытно все-таки, подумал он, что удвоенная действительность кажется менее реальной, чем единичность.
Он подошел, они застыли, повернув к нему одинаковые лица с одинаковым вопросительным взглядом.
Кто из них кто, он понял, потому что у одного, когда он поправлял волосы, ногти блестели синим, черным, розовым и зеленым.
Опять трудности с цифрами, сообщил Лук.
– У нас у самих трудности, – ответил Пол-Заг. И мило улыбнулся.
Джон продолжал смотреть в никуда. Лук сказал, что он в полном отчаянии, причем произнес это совершенно ровным тоном.
– Отчаяния бывают разные. – отозвался Пол-Заг. – Есть отчаяние и отчаяние.
Лук растерялся, но, на счастье, появилась Фредерика Поттер со своим рыжеволосым сыном, решительная и озабоченная. Пол-Заг сунул руки под бедра. Братья смотрели на вновь пришедших одинаковыми взглядами.
– Привет, Джон О., – сказал Лео, кажется, им обоим.
– Я искала тебя, – обратилась Фредерика к Джону.
– Очень мило с твоей стороны, – отозвался Джон. – Ты не говорила, что приезжаешь.
– Говорила, но вообще. Когда именно, не сказала. В общем, я здесь.
– Вижу.
Близнецы занимали всю каменную скамью. Остальным пришлось стоять. Фредерика, стараясь звучать предельно вежливо, спросила Пола, как дела в общине.
– Большое дело делаем, – ответил Пол. – Строим Ограду. Отгораживаемся от мира. Быть может, мы станем закрытым орденом.
– Закрытым?
– Чтобы никто не входил. И не уходил, – ответил Пол Заг. – Правда, в земледелии мы еще не сильны. Но лиха беда начало.
– А где будет эта Ограда? Как она протянется? – спросил Лук.
– Вокруг и окрест. Вокруг всех угодий. Охватит все. Надо уберечь землю от истощения и эксплуатации. Надо ее сохранить.
– Всю землю? – переспросил Лук; как-то на пустоши, вдалеке он видел людей с лопатами и небольшой белый фургон, набитый штакетинами.
– Да, всю, – ответил Пол-Заг. – Тяжелый труд полезен для тела и души. А потом нам всем придется сделать выбор, – обратился он уже к Джону.
– Но пока ты то там, то тут, – сказала Фредерика. – Ты выступаешь с музыкой. Там, в Антиуниверситете. Уилл нам рассказал, он приходит тебя слушать. Он считает, что ты
