За кулисами театра военных действий I - Виктор Владимирович Королев
И тут принцессу просто понесло.
— Вы в курсе, что он родился калекой, с сухой рукой и кривой шеей? И с детства ненавидел всех. Отец только посмеивался: «Пусть природа отдохнёт после гения!». А брат ещё сильнее бесился. Вы знаете, что он страдал Эдиповым комплексом? Все подростковые сексуальные мечты переводил на мать и даже пытался сделать её, дочь британской королевы, своей любовницей! Он страшный человек, Арчи! Чем строже мать старалась убедить его, что это нехорошо, тем сильнее он ненавидел всё английское. Он, только он виноват, что родители так рано умерли. Злоба его не имеет границ. Поверьте, скоро он доведёт Германию до страшной войны со всеми, в первую очередь с Англией. «Боже, покарай Англию!» — так он каждый вечер молится. Он параноик. И даже не замечает, что его используют. Возомнил себя великим воином и полководцем, не слезает с коня, по несколько раз на дню переодевается в разные мундиры — то якобы командует артиллерией, то флотом, то кавалерией. А шлем? Вы видели его шлем?
— Видел, — откликнулся Керр, пытаясь всё запомнить дословно.
— Нет, не тот. Он заказал себе шлем из чистого золота и щеголяет в нём, когда принимает королей и императоров самого высокого уровня. Возомнил себя властелином мира. Это ужас! И при этом, Арчи, ему ничего нельзя сказать, никто не вправе спорить с ним. Он уверен, что кайзер Германии никогда не ошибается, что его жена и вообще все родственники — вне подозрений, прямо ангелы во плоти. Был уверен, пока не получил оплеуху с этим скандалом…
— Не понял. С каким скандалом?
— Как, разве вы не в курсе?! Это же было вселенское грехопадение! Все газеты писали! Слушайте же… Дело было так. В начале 1891 года дамы и господа — числом пятнадцать, все голубых кровей — катались на санях в окрестностях Берлина. А потом приехали в охотничий замок, скинули шубы, прогнали прислугу, напились — и началось! Это была грандиозная оргия. Интимные места они чуть прикрывали листочками фигового дерева, а то и без оных обходились. Пары менялись по кругу. Было всё, на что способна безудержная фантазия богемы. Вы знаете, что такое богема, Арчи?
— В переводе с французского это, кажется, цыганщина, — отозвался пораженный Керр.
— Именно! Представляете, целый табор принцев и принцесс, занимающихся любовью? Причем однополой тоже. А ведь за это полагается у нас тюрьма, как и у вас в Англии…
От неё крепко пахло кёльнской водой, вином и инжиром… «Высокие, высокие отношения», — подумал Керр. И чуть не спросил: «Вы тоже там были, ваше высочество?» Да вовремя язык прикусил.
— И всё бы ничего, Арчи, но через несколько дней участники этой вечеринки стали получать анонимные письма, в которых подробно описывались детали этой оргии. Досталось всем. Потом письма стали получать непричастные к этому персоны: политики, журналисты, аристократы, родственники. Даже вдовствующая императрица, покойная наша с Вильгельмом мать, получила несколько таких писем. Все были просто в шоке, при дворе каждый со страхом ожидал, что в следующем письме будет упомянуто и его имя…
— А что требовал анонимный шантажист?
— В том-то всё и дело, что ничего не требовал. Просто выдавал интимные тайны. Причём неизвестно, был это «он» или «она». Экспертиза установила, что почерк, скорее, женский. Подозрение падало на мою старшую сестру Шарлотту, но и она сама получила немало этих оскорбительных анонимок. Представляете, как взбесился наш брат?
— Уверен, что кайзер приказал немедленно найти виновного!
— Да что толку! Письма приходили годами. Представляете, годами! И в каждом — пикантные подробности из личной жизни кого-то из императорской семьи. Тайная полиция арестовывала любого, кто мог быть хоть как-то причастен. Арестовывала и отпускала. Все перессорились друг с другом. Несколько дуэлей было, со смертельными исходами. Ах, подорван авторитет монархии! Ах, император и его двор живут по двойной морали! До сих пор ведь ещё отголоски этого скандала слышатся…
— Так нашли всё-таки негодяя?
— Нашли. Моя сестра Шарлотта потеряла когда-то свой дневник, а в нём она записывала всё без купюр, все-все тайны и даже собственные фантазии. Этот дневник и попал в руки шантажиста. Вильгельм изгнал его из страны…
Она помолчала минуту и продолжила уже спокойнее:
— Беда моего брата в том, что он считает себя выше всех, везде хочет быть главным действующим лицом. На свадьбе — быть невестой, на крестинах — новорожденным, даже на похоронах — главным действующим лицом. Эту черту его характера обязательно кто-нибудь использует в своих целях…
На прощанье Софи обняла Керра.
— Арчи, милый Арчи, никогда не ведите дневников, они обладают фатальной склонностью быть прочитанными! Найдёте дорогу к себе?
Рано утром он вышел в пропитанный дождём сад. Издали увидел в беседке Софи. Она была не одна, рядом сидела её старшая сестра Шарлотта. Софи, похоже, рассказывала ей что-то смешное, потому что сестра беспрестанно смеялась, прикрывая ладошкой некрасивое лицо. Ещё он услышал, как Софи чётко сказала: «Боже, покарай Англию!». Шарлотта мигом ответила: «Накажи её, Боже!».
Арчибальд поскорее ретировался. Благо, его не заметили.
Днём Софи уехала в Грецию. Расстались они добрыми друзьями.
Вернувшись домой, Керр хотел записать в дневнике свои мысли о событиях последних часов. Он почему-то чувствовал вину за собой. Вся эта история выглядела очень странно. Это была какая-то жуткая смесь восторга и разочарования, радости и опустошенности одновременно. Других слов у него просто не нашлось. Вспомнил горячий шёпот принцессы: «Никогда не ведите дневников!». И отложил перо.
Спустя пару дней он написал-таки в заветной тетради: «Берлин сокрушает всю мужественность человека и делает его своего рода бесполой медузой. Я пропитан невыразимой ненавистью к Берлину». К принцессе Софи эта ненависть не относилась. Он по-прежнему думал о ней с теплотой и нежностью. Хотя в голове до сих пор звучала её фраза: «Боже, покарай Англию!».
Лето 1914 года английский дипломат Арчибальд Керр проведёт в круизе по Средиземному морю и посетит с дружеским визитом дом короля Греции, точнее его супруги, которая жила в Афинах.
Софи искренне обрадовалась ему, протянула руку. Они немного посидели на мягком диване в тени старой смоковницы. Потом она, как и тогда, повела его во дворец. В богато украшенном зале показала новинку — портативный граммофон. Улыбаясь ласково, поставила
