Тайные тропы Магуры - Владимир Карпович Чухрий
— Не запишут меня в колхоз, — возразил Копыла. — Да и не пойду я в колхоз их, — вдруг вспылил он, — лучше своими руками все спалю, чем отдам свое добро!
— Тише, дурак! Прости меня, господи. Чего ты кричишь? В том, что тебя запишут в колхоз, я тоже сомневаюсь, но если господь изъявит такую волю, нужно покориться его предначертанию. Понял?
— Угу, — после некоторого раздумья мрачно согласился Копыла.
— То-то же, раб божий Иннокентий. Иди же, п поторопи Подкову. Я благословляю их. От них зависит, на какое время мы сможем сдержать коллективизацию.
— Скажи, отче, а сможем мы помешать организации колхоза в селе? — спросил Копыла.
— Да, мы сможем помешать организации колхоза, но не воспрепятствовать ей. В какой степени мы сможем помочь — это зависит от нас и от нашего усердия. Мы должны внушать страх неразумным грешникам, идущим за Советами. И уже не божье слово может образумить их, и не душеспасительная молитва, а кровь и смерть — вот единственное средство искупления вины перед всевышним.
— Я тоже так думаю. Только кровь и смерть! — прохрипел Копыла и поднялся на ноги. — Пойду я. Уже темнеет — хлопцы должны скоро прийти. Благослови меня, отче.
НЕ ВСЕ ПРОХОДИТ БЕЗНАКАЗАННО
В месте со скатившимися с гор сумерками в село нагрянула банда Подковы. В условленном месте их встретил крамарь Морочканич. Озираясь по сторонам, он сообщил, что в селе спокойно и собрание в полном разгаре.
— Начинайте с Оксаны Гайдашевой. Она так заливалась, у меня аж в глазах потемнело.
— Ладно, топай. И смотри в оба, чтоб к сельсовету военные не подошли. Проглядишь — повешу, — пообещал Подкова.
Бандиты двинулись к сельсовету. Все смолки, когда в дверях показались Подкова, за ним Юзеф и три бандита с автоматами наготове. Подкова протиснулся вперед, окинул взглядом сидевших за столом людей и жестом приказал очистить сцену. Подталкивая друг друга, с нее торопливо сошли Мигляй, Ильченко, Сидор Назарчук и Поярко. Оксану Подкова схватил за руку.
— Нет, уж ты задержись, голуба, не торопись, расскажи-ка еще разок, о чем здесь толковала. Нам тоже интересно послушать.
Кивнув в сторону зала, девушка выдернула руку и звонко ответила:
— Если они захотят слушать меня еще, я не заставлю себя дважды просить. Что вас интересует? — > вызывающе спросила она.
— Нас все интересует. Только говори не так, как говорила до нашего прихода. Твои глупости насчет колхоза нам не нужны. Ты расскажи, как там большевики мордуют людей. По-хорошему говорю. Ну?
Оксана с минуту стояла молча. Она понимала, что значит угроза бандитов, но присутствие сельчан, безмолвно и сочувственно глядевших на нее, придали ей силу и стойкость, каких она сама в себе до сих пор не ведала.
— А ну, отойди! — вдруг крикнула она. — Храбрецы вы оружием баб пугать.
Подкова рванул девушку к себе и, схватив ее за волосы, прохрипел:
— Ах, ты!.. Мало что ты тут большевистской агитацией занимаешься, так еще нас позоришь! Да я тебе сейчас голову отверну, задом наперед поставлю!
Видя, что Подкова нарушает указания Ореста о том, как надо «работать» с населением, Юзеф подскочил к нему.
— Брось! На кой черт она тебе сдалась! Мы еще успеем поговорить с ней.
— Уйди! — взвизгнул Подкова. — Я ей покажу, как оскорблять нас и агитировать за колхозы!
— Пойми, народ здесь.
— Народ?! Вот пусть все сельчане посмотрят, что мы будем делать с теми, кто пойдет в колхоз. Карантай!
Юзеф отошел. Он злился, что Подкова срывает его заранее подготовленную речь. Вот уж малограмотное быдло этот Подкова!. Какое тупоумие! И после такого он еще будет говорить о всеобщем народном восстании!
Карантай, оставленный вместе с Володькой Задорожным у входа, отозвался на зов Подковы, вразвалку приблизился к нему. Не дожидаясь его приказа, он взял Оксану за косу и притянул ее к стулу.
— Но, но, не вертухайся, а то и зашибить могу по причине тяжелой руки.
Прикрутив руки Оксаны к стулу веревкой, он достал из полевой сумки машинку для стрижки волос.
— Сейчас мы тебя, голуба, в монашки произведем, — оскалил зубы Подкова, — чтобы все видели, какой ты чести удостоилась от повстанцев.
По глазам сельчан было видно, что им искренне жалко Оксану, которая перед этим так горячо и душевно рассказала о своей поездке в Восточную Украину. Но они боятся автоматов и поэтому сидят молча.
Вдруг раздался крик:
— Не смейте! — И на сцену поднялась учительница. — Вы… вы… понимаете, что делаете? Вы как смеете?
Карантай опустил руку с машинкой.
— А тебя чего — тоже замуж не берут? Тоже в монашки решила постричься? Помоги ей, Юзеф! — воскликнул Подкова.
Юзеф взял учительницу под руку и, отведя в сторону, сказал:
— Что это вы, пани профессорка? Ведь вас Оксана не просила быть ее адвокатом.
— У вас еще хватает наглости смеяться!
— Успокойтесь, успокойтесь — это вредно для здоровья. Сентиментальность влияет на кровообращение — видите, как вы покраснели? Разрешите, я вас доведу до места. — Юзеф подвел учительницу к окну. — Вот так будет лучше. И что вам взбрело в голову вмешиваться в действия повстанцев? — переходя на доверительно тихий тон, спросил он. — Дело в том, что не каждый из партизан в состоянии дать оценку своим действиям. Если нами и допускается опрометчивость, она оправдывается той великой целью, которой мы посвятили свою жизнь. В большом нужно уметь прощать малое, вернее — не замечать его. Что станет, например, с этой амазонкой, если ее лишат волос? Ничего особенного. Только другие, не в меру горячие, как вы, например, извлекут из этого поучительного примера урок послушания и покорности.
— Вы так думаете? Да отпустите, наконец, мою руку! — окрепшим голосом произнесла Ольга Ивановна.
— Напрасно вы так нелюбезны со мной. Только благодаря мне вы так легко отделались. Здесь уж я говорю от всего сердца.
— Благодарю вас, оставьте меня. Мне с вами не о чем говорить.
Воспользовавшись сговорчивостью Задорожного, оставшегося у выхода, газды поспешили покинуть клуб. Только когда Подкова закричал на Володьку, он загородил выход.
Карантай дважды накрест провел машинкой по густоволосой голове Оксаны, насмешливо глянул на ее обезображенную голову и заявил:
— Теперь сразу будет видно, что колхозница. —