Тайные тропы Магуры - Владимир Карпович Чухрий
— Давай-ка вернемся к делу. Тебе не кажется, что Буланов не упустил бы из виду Володьку Задорожного? Парень явно попал в банду случайно. Любомир и он — это…
— Что ты имеешь в виду?
А вот что…
ЦЕРКОВЬ БЛАГОСЛОВЛЯЕТ
Председатель сельсовета Ильченко вышел из дому с укороченной медной гильзой от снаряда и шкворнем. Он направился к мальчишкам, игравшим возле штабеля бревен.
— А ну, хлопцы, мотайте по селу, созывайте народ на зборы.
Мальчишки стайкой понеслись по улице, и надтреснутый звон гильзы спугнул тишину.
Митька Морозенко, ударяя изо всех сил шкворнем по гильзе, орал:
— Пожар! Пожар! Пожар! На зборы все!
— А чтоб ты треснул, чтоб тебя грец узяв! — возмущались старики.
Добежав до конца села, мальчишки завернули обратно.
— Зачем же так громко? — остановила своих питомцев учительница. — Да вы только посмотрите на свои ноги? Когда вы их мыли последний раз? А ну-ка, живо на речку!
Ольга Ивановна ласково посмотрела на удаляющихся ребят. Сможет ли она воспитать их такими, чтобы ей не стыдно было смотреть людям в глаза?
Ее раздумья оборвало вежливое покашливание. Ольга увидела парня в военной одежде, но без погон. Она догадалась, что это старший сын Задорожной, ответила на приветствие, и вдруг краска прилила к ее лицу. Она сама не знала, отчего так смутилась.
О чем вы задумались? — спросил Любомир.
— Ребятишки мои мыться побежали, смотрю я и…
— А вы с ними построже, а то горя хватите, я сам вырос здесь и знаю, какие у нас мальчишки…
— Построже?.. Понимать их нужно.
— Это как у нас в армии, тоже до каждого солдата доходим, — солидным баском сообщил Любомир. И подумал: «Ох, что это я плету?»
— Вы не на собрание идете? — спросила Ольга Ивановна. — Пойдемте вместе.
По дороге уже тянулись в одиночку и группами радичане. Все приветливо кланялись учительнице, называя ее «пани профессорка», кланялись и Любомиру, с любопытством разглядывая медали.
— Никак не могу отучить их от этой «профессор-ки», и потом, что я им за пани? — засмеялась Ольга.
— Вы не удивляйтесь. Только начинают понимать человеческое обращение. Они обязаны были говорить «пани медичка», «пани профессорка», «пан голова», «пан начальник».
— Да я не удивляюсь. Но как-то неловко. Не привыкла…
Действительно, дочери паровозного машиниста из Донецка многое казалось непривычным в этом селе, где она учительствовала всего пятый месяц.
Возле сельсовета уже собрался народ. Мужики, расположившись на бревнах, на крыльце Совета или просто на траве, курили, беседовали. Большинство было одето в грубые полотняные штаны и рубахи, в сыромятные душегрейки. Те, кто помоложе, приоделись в брюки фабричной работы и бязевые, искусно вышитые рубахи. Несколько дряхлых стариков, у которых, однако, хватило сил доплестись до сельсовета, стояли в стороне, опираясь на клюшки, одетые в обноски сыновей, с деревянной остроносой обувью на ногах.
Бабы, одетые более нарядно и опрятно, чем мужики, оживляли толпу пестротой цветастых платков и широкими юбками, окаймленными узенькими полосками разноцветных лент.
Незамужние девки оглядывали свои наряды — красивые узоры вышивок сплошным болгарским крестом покрывали спереди кофты, — хохотали и перебрасывались шутками с парнями.
Здесь же шныряли вездесущие мальчишки. Они выпрашивали у парней окурки, убегали за сельсовет и поочередно, обжигая пальцы, затягивались дымом, кашляли, по-взрослому сплевывали желтую слюну.
Из распахнутых дверей магазина, помещавшегося рядом с сельсоветом, тоже валил густой табачный дым. Молодой краснорожий крамарь[16] Морочканич скучающе глядел на мужиков. Его спесивая физиономия с близко посаженными хитрыми глазками, всем своим видом выражала: «Долго мне еще стоять без дела? Пришли, покупайте, пейте». Мужики же щупали, оценивали товары и, якобы не заинтересовавшись, уступали место другим. Но вот к прилавку протолкался Гурьян, пожал крамарю руку, оглядел молодецки мужиков и попросил показать ему цепь. Тщательно ощупав каждое звено, лесник поморщился:
— Жидковатое железо. Не тот товар пошел.
Крамарь спорить не стал.
— Если на быка или норовистую корову, слабовато.
— Да нет. Мне пса надо привязать, а то злющий такой стал — никому прохода не дает.
— На пса сгодится. Разве коротковата будет, — пробасил кузнец Илья и, взяв из рук лесника цепь, по-хозяйски начал ее ощупывать.
— Ну, как? Стоящая? — спросил Гурьян.
— Стоящая, цепь важнецкая, с приваром. Износу не будет.
Ну, получай, Морочканич, я легок на почин. Сколько? — И стал не спеша вытаскивать деньги. Из-под пиджака показалась желтая хромовая безрукавка. Отсчитав положенное, лесник потребовал водки: — Обмыть надо, а то, чего доброго, пес сорвется.
Морочканич поставил бутылку на прилавок:
— Завернуть?
— Чего там. Распечатывай. Да стаканчик подай. — Наполнив стакан до краев, Гурьян протянул его кузнецу. — Давай-ка, Илья. Это тебе за совет. Сказал бы не брать — не взял бы. Верю тебе. Мастер ты.
Кузнец степенно, как этого требовал обычай при подношении, поклонился:
— Дякую, пане лесник.
— Сначала выпей, потом благодарить будешь. Тоже мне — пан лесник! Кончилось время, когда мы гнули перед паничами спины. Все мы теперь товарищи, — заявил Гурьян. Вслед за Ильей выпил сам, прикрякнув. — Хороша. Вот на водку, нечего греха таить, мы никакой обиды не имеем. Что добре сделано, то добре. — Налил еще полстакана и протянул другому мужику. — Выпей и ты, Иван. Не тянуть же мне ее до донышка. Охмелею, будь она неладна.
Иван не стал отказываться, также поблагодарил «пана лесника».
— Опять пан лесник! Вы что — старую власть вспомнили или меня хотите обидеть? — возмутился Гурьян. — Нехоро-шо!! Я в сельсовет пожалуюсь, председатель у нас на расправу быстрый.
Все, зная беззлобность слабохарактерного Ильченко, засмеялись. Угостив еще двоих, лесник расходился и потребовал новую бутылку:
— Раз пошло, пропадай моя зарплата, черт с ней! Подходи, у кого в горле пересохло.
Удивляясь тароватости Гурьяна, мужики, потоптавшись для приличия, стали поочередно прикладываться к стаканчику. И еще две бутылки открыл крамарь, и кто посмелее, уже подходил второй раз.
Морочканич, взяв другой стакан и не спрашивая разрешения, наполнил его водкой. Выпив, он нагнулся под прилавок, где была раскрыта банка консервов, торопливо закусил.
— Пей, мужики, не стесняйся, — пьяно болтал Гурьян. — Теперь мы все товарищи. Сила мы!' Как захотим, так и порешим. Вот сегодня власть дает нам право решать: люб нам колхоз или будем жить, как деды жили, царство им небесное. Вольному воля, спасенному — рай.
Как от брошенной искры, вспыхнул заглохший было спор. Гурьян прислушивался к тому, что говорят.
Илья спросил:
— А ты сам-то как? Хорошо будет в колхозе или нет?
Гурьян захохотал:
— Мне-то чего думать? Я лесник. Меня этот колхоз не касается. Мне в колхозниках не ходить и головы ломать нечего. А вот ты как?