Роковое время - Екатерина Владимировна Глаголева

Бурцов обводил взглядом знакомые молодые лица, прежде внимавшие ему с таким сочувствием и доверием. Все они несли на себе печать отчуждения, стали замкнутыми, даже враждебными. А он-то уверял в Москве, что самые надежные члены Общества последуют за ним! В темных глазах Пестеля, сидевшего за столом на председательском месте, сияло торжество.

«Все люди делятся на повелевающих и повинующихся, так предопределено природой», – сказал он как-то назидательным тоном во время одного из их споров о свободе. Потому-то Бурцов и чувствует себя здесь лишним: привыкнув видеть вокруг себя друзей, повелевать он не желает, но и повиноваться не станет.

Никто не двинулся с места, когда Бурцов и Комаров шли к выходу. Выждав, когда за ними закроют двери, Пестель спросил:

– Согласны ли вы продолжить Общество?

– Да! Да! Да! – отвечали ему.

Одна за другой протягивались руки, покрывая друг друга, сцепляясь в неразрывный узел.

– В таком случае я объявляю, что с нынешнего дня мы станем действовать отдельно, и целью нашего нового Общества должно стать установление республики.

В сосредоточенной тишине Пестель произнес целую речь, увлекавшую силой и зрелостью его идей. Он говорил о том, что Россию необходимо избавить от оков феодальной системы, мешающей ее движению вперед – ко всеобщему благосостоянию и благоденствию, а для того непременно следует уничтожить сословия, дабы все люди в государстве могли называть себя гражданами, иметь одни и те же права и быть равны перед законом. Первейшей и священнейшей обязанностью будущего Верховного правительства станет уничтожение рабства и крепостного состояния, отмена цензуры, сиречь оков для свободного рассуждения, отвлеченных и умозрительных наук. Революционные эти цели требуют и революционного способа действия – решительного удара посредством войск, захвата столицы. Действуя только на окраинах великой империи, ничего не добиться. Даже в Испании, которая гораздо менее обширна, чем Россия, Квирога и Риего достигли успеха лишь тогда, когда восстание вспыхнуло в самом Мадриде. Однако испанские революционеры удовольствовались провозглашением конституции, ограничив ею произвол монарха; в России это невозможно. Царь ни за что не согласится поступиться частью своей власти; не он, так братья его станут плести заговоры с целью реставрации, а следовательно, оставить его в живых никак нельзя. Но речь не о том, чтобы задушить его ночью шарфом, а о публичной казни – пролившаяся августейшая кровь превратится в Рубикон, который уже не переступить в обратном направлении, в раствор, скрепивший собой основание республики.

Когда он кончил, слово взял непривычно разгоряченный Юшневский. Он призвал нерешительных немедленно уйти, чтобы в Обществе остались лишь те, кто не остановится ни перед чем.

– Я остаюсь, – первым сказал доктор Вольф.

Барятинский, Ивашев, братья Крюковы, Басаргин, Аврамов повторили то же вслед за ним.

Было уже поздно, поэтому заседание перенесли на следующий вечер.

Полковник Аврамов не пришел, отговорившись делами, и это немного встревожило Пестеля. Но все остальные были здесь, в его кабинете, поэтому второе заседание решили не откладывать и сразу перешли к избранию руководителей нового Общества. Пестеля единогласно назначили председателем, Юшневского – блюстителем. Каждый из них наделялся диктаторскими полномочиями. Вдвоем они образовали Директорию, но для нее не хватало третьего члена. Пестель предложил Никиту Муравьева. Пусть он и вышел в отставку, связи в Главном штабе у него наверняка остались, а без Петербурга все равно ничего не сделать. Не может быть, чтобы в столице молча подчинились решению московских заговорщиков, там наверное тоже составилось новое Общество! Оно будет Северным, а тульчинское – Южным. Барятинский подсказал использовать для сношений между ними Людвига Витгенштейна: его поездки из Петербурга к отцу ни у кого не вызовут подозрений.

Обществу нужны новые члены! Но кого принимать в него? Только не штафирок, на которых нельзя положиться! Да, Общество, которому предстоит действовать вооруженным путем, должно состоять из одних военных, знающих, что такое дисциплина, умеющих повиноваться немедленно и беспрекословно. И умеющих заставить повиноваться себе! Чем больше командиров, тем лучше, а из начальников ценнее те, чем большее количество войск находится под их командой. Нужны полковники, генералы, штаб-офицеры! Хорошо бы привлечь к себе генерала Орлова. В Москве он, похоже, дело говорил, раз рассорился с пораженцами.

В окна еще были вставлены двойные зимние рамы, от духоты разболелась голова. Проводив взбудораженных гостей, Пестель прошел в гостиную, где сегодня не топили печку, и прислонился лбом к холодному стеклу. Завтра почтовый день, нужно будет встать пораньше и написать письмо родителям.

Пока ему нечем их обрадовать. На ходатайство Витгенштейна о назначении подполковника Пестеля командиром Томского полка с присвоением ему чина полковника царь ответил отказом, усомнившись в хорошем знании Павлом пехотной службы, и рекомендовал прежде определить его в полк под начало другого полковника. Пестель проглотил обиду и выразил свое согласие: пусть так, дело важнее. Две недели назад Витгенштейн составил представление о его переводе тем же чином из Мариупольского гусарского в Смоленский драгунский. Император по-прежнему в Лайбахе, где решается вопрос о будущем устройстве Неаполитанского королевства; как долго придется ждать ответа – неизвестно.

Отец терзается, усматривая препятствие для быстрой карьеры старшего сына в самом себе. Опала подкосила его; к тому же на него повесили долг в двести тысяч рублей. Он чувствует себя виновником несчастий всей семьи, хотя это не так. Матушка первая старается его ободрить; отец не слышал от нее ни слова упрека, и высший свет она покинула без всякого сожаления. Брат Борис все служит секретарем в канцелярии министра финансов, его начальник хлопочет о его производстве в коллежские советники. Волó пока еще в гвардии, ротмистр Кавалергардского полка. Над ним, правда, сгустились тучи после семеновской истории, когда его, вместе с полковниками Шереметевым и Корсаковым, записали в число «главных болтунов», но выгнали одного только Корсакова, придравшись к пустякам. Брат Александр после отцовской отставки вернулся в армию, но в этом виноват исключительно он сам: не желал ни служить, ни учиться, усвоил в гвардии лишь дурные манеры записных мотов, картежников и волокит, не бывал в хорошем обществе и не умел даже правильно писать ни на каком языке. Родителей тревожит будущность Сонюшки, которой пошел уже одиннадцатый год. Она умненькая, добрая девочка, очень любит старшего братца, хотя и редко видится с ним (может, потому и любит, что почти не знает его), но сможет ли она сделать хорошую партию? В приданое за ней дадут только деревеньку Васильево в двадцать девять дворов, в Смоленской губернии. Отец хочет уехать туда, но в усадьбе