Роковое время - Екатерина Владимировна Глаголева
Он не должен сделаться препятствием на пути великого дела! Сегодня 9 марта 1821 года, донесение поскакало в Лайбах, у Орлова – список с него. Надо будет сделать еще один и отправить в Киев Катеньке: пусть тоже прочтет, покажет, кому сама захочет, и перешлет в Москву, где пока еще ничего не знают.
Как не вовремя князь Александр выступил в поход! Царь связан по рукам и ногам обещанием Меттерниху; генерал Пепе скоро разобьет австрийцев, и тогда настанет наш черед идти в Италию. Молодежь уже бурлит от возбуждения. С одной стороны, все грезят о славе и жаждут отличиться, но, с другой стороны, им претит слава гасителей, помогших австрийцам накинуть ярмо на выи свободолюбивых неаполитанцев. Уж лучше воевать с турками за греков и болгар! Подполковник Липранди даже подал отношение о дозволении ему встать в ряды волонтеров итальянской народной армии и настоял на том, чтобы Орлов переслал эту бумагу дальше по начальству. Ох, не миновать ему за это неприятностей…
* * *
«Уведомляю тебя о происшествиях, которые будут иметь следствия, важные не только для нашего края, но и для всей Европы.
Греция восстала и провозгласила свою свободу. Теодор Владимиреско, служивший некогда в войске покойного князя Ипсиланти, в начале февраля нынешнего года вышел из Бухареста с малым числом вооруженных арнаутов и объявил, что греки не в силах более выносить притеснений и грабительств турецких начальников, что они решились освободить себя от ига незаконного, что намерены платить только подати, наложенные правительством. Сия прокламация встревожила всю Молдавию. Князь Суццо и русский консул напрасно хотели удержать распространение бунта – пандуры и арнауты отовсюду бежали к смелому Владимиреско – и в несколько дней он уже начальствовал 7000 войска. 21 февраля генерал князь Александр Ипсиланти с двумя из своих братьев и с князем Георгием Кантакузеном прибыл в Яссы из Кишинева, где оставил он мать, сестер и двух братий. Он был встречен тремястами арнаутов, князем Суццо и русским консулом и тотчас принял начальство города».
Перо летало по бумаге, оставляя на ней мелкие ровные строчки. Пушкин нарочно писал по-русски, сухою краткостью фраз обуздывая свое воображение. И все же из мышиного помета букв перед его мысленным взором рождались яркие картины: однорукий князь в черной венгерке с белыми шнурами, сняв с головы мерлушковую шапку с изображением мертвой головы, преклонил колено и прижал к губам трехцветное знамя, на котором из языков пламени выпархивает алый феникс. Усачи в чалмах и шароварах, с кованой броней на груди и грубыми плащами на плечах, потрясают над головой ружьями и кривыми саблями, издавая воинственные вопли, и сквозь этот шум слышится стук мечей о щиты воинов Леонида…
«Восторг умов дошел до высочайшей степени, все мысли устремлены к одному предмету – к независимости древнего отечества».
Сухой смешок Раевского послышался, словно наяву. Ах, господа поэты! Все-то у вас упиваются восторгом, трепещут, стенают, скрежещут зубами, вместо того чтобы идти в ногу под барабан и убивать врага четким артикулом, как учили. Или вопить благим матом от боли, своими руками заправляя в распоротое брюхо выпущенные кишки.
Александру легко смеяться: они с Николаем уже вошли в легенду после боя под Салтановкой, воспетые Жуковским – Певцом в стане русских воинов.
Раевский, слава наших дней,
Хвала! перед рядами
Он первый грудь против мечей
С отважными сынами.
И все же он прав: чтобы найти верные слова, нужно самому испытать все то, что хочешь выразить ими. Вяземский был адъютантом Милорадовича и получил за Бородино «владимира» с бантом, Федор Глинка шел в бой под взорами великого Кутузова, Батюшков вынес с поля раненого генерала Раевского и взял на память пулю, извлеченную из его груди, – в их стихах нет никакой звонкой дребедени. Да и о войне они пишут мало. Впечатления следует переварить, как сытный обед, чтобы скороспелые вирши не походили на отрыжку. Не спешить! Стихи должны настояться, точно хорошее вино, тогда в них появятся и вкус, и крепость. Однако, пока ты молод, нужно торопиться жить, насыщаться впечатлениями впрок, чтобы под старость питаться ими, обращенными в воспоминания. Кюхельбекер сейчас в Пьемонте, где тоже вспыхнула революция! Надеялся ли он, соглашаясь на секретарскую должность, от которой отказался ленивый Дельвиг, увидеть воочию великого Гёте, говорить с ним, затем отправиться на родину Миньоны[72] и стать свидетелем великих событий? Возможно, наш «пушкарь Клопшток» встретит в Пьемонте «Косого Маркиза» – Сильвера Броглио, который сразу после выпуска уехал на родину. Теперь он должен быть непременно в рядах патриотов!
И кто последний в классах врет,
Не зная век урока,
Победа! первый заорет,
На немца глянув с бока.
Когда в лицейских коридорах распевали эту «национальную песню» на голос «Певца в стане русских воинов», никто и подумать не мог, что в ней заключено пророчество…
Пушкин вернулся к своему письму.
«Странная картина! Два великих народа, давно падших в презрительное ничтожество, в одно время восстают из праха – и, возобновленные, являются на политическом поприще мира. Первый шаг Александра Ипсиланти прекрасен и блистателен. Он счастливо начал – и, мертвый или победитель, отныне он принадлежит истории – 28 лет, оторванная рука, цель великодушная! – завидная участь».
Участь завидная, но кто восславит Ипсиланти? Кто станет Певцом в стане греческих воинов?
