Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши

провели на пароходе двенадцать дней вместе. Почему он не рассказал мне тогда? Я делилась с ним переживаниями, о которых даже матери не рассказывала, – как меня отвергли в больнице, как от меня отказался отец. Он слушал. Смотрел на меня, как мог бы смотреть отец, – не осуждая, но принимая. А оказалось, он совершил тот же поступок, что и мой настоящий отец, – предал человека, который доверил ему свою судьбу, как моя мать доверила свою отцу. Отца я за это ненавидела. Неужели, доверившись доктору, я снова поступила как дура? Как он мог так легко расположить меня к себе, ведь обычно завоевать мою симпатию было непросто. Теперь же он разом избавил меня от всех теплых чувств.

И еще одна невероятная новость: Эдвард – полукровка, как и я! Я-то думала, он смуглый из-за работы на солнце, а оказывается, он такой от рождения. Неужели он тоже вырос в тени бесчестья? Его так же оскорбляли? Может, он, как и я, часто плакал в объятиях матери? Однако я не увидела в нем той же злобы, которую носила в себе. Может, все дело в том, что его отец, в отличие от моего, остался рядом и воспитывал его даже после смерти своей жены? Эдвард работал не в индийском посольстве, а в британском. Это означало, что благодаря отцу, признавшему сына, у него есть британское гражданство. Так что и привилегии у него были самые настоящие.

Кто-то тронул меня за локоть. Я увидела пожилую женщину с короткими светлыми волосами и носом пуговкой. В юности она наверняка была очень симпатичная. Теперь же лицо ее портили мешки под глазами.

– Боюсь, если вы и дальше будете тут стоять, на вас кто-нибудь налетит, – мягко сказала она. – Плохие новости? – Она покосилась на письмо у меня в руке.

Видимо, решила, что мне сообщили о чьей-то смерти. Я улыбнулась, чтобы разубедить ее.

– Нет-нет. Просто неожиданные.

– Тогда, может быть, пройдете в гостиную, и найдем вам чашку чая? Хорошо?

Я подняла чемодан и прошла за ней в элегантную комнату. Подошел официант:

– Чем могу помочь, мадам Фиппс?

– Чашку чая для леди, пожалуйста. – Официант отошел, и мадам Фиппс обернулась ко мне. – Я могу еще чем-то вам помочь? Вы за проездным документом пришли?

– Нет, мэм. Я пришла, чтобы мне помогли найти жилье. На две или три ночи.

Она покосилась на мой чемодан.

– Конечно, вы же прибыли из… Нет, дайте угадаю – судя по акценту, из Индии?

– Из Бомбея. – Я показала письмо. – Мне посоветовали обратиться сюда. Доктор Стоддард и его сын Эдвард…

– Эдди? – просветлела она. – О, конечно. Он посоветовал вам прийти сюда?

Я кивнула.

Мадам Фиппс улыбнулась.

– Тогда давайте посмотрим, кто сможет вам помочь.

– Вы тоже работаете в посольстве?

– Можно сказать и так, – очаровательно рассмеялась она. – Я супруга посла.

В конце концов мадам Фиппс дала мне адрес своей старой подруги мадам Рено, которая жила одна, но любила хорошую компанию. Я пересчитала оставшиеся деньги. Их должно было хватить на поездку во Флоренцию. Но я слышала, что Париж очень дорогой город, а значит, мне нужно было тратиться очень аккуратно и надеяться, что жилье окажется мне по карману. В худшем случае, решила я, переночую на вокзале.

Я отправилась по адресу и на углу рю Бри и бульвара Распай увидела белое здание с изящными балконами. В нижнем этаже располагалось кафе, возле которого на мощеной мостовой были припаркованы велосипеды. Поначалу я хотела развернуться и уйти – было очень сомнительно, что моего бюджета хватит на такое жилье. Жена посла не назвала мне условия, а спросить я не решилась.

Мадам Рено оказалась изящной женщиной, квартира ее – одна из трех, располагавшихся в четвертом этаже, – вероятно, в прошлом была совершенно роскошной. Продавленный диван был обит великолепным розовым мохером. На персидском ковре протоптали тропинки тысячи гостей. Окна прикрывали давно не стиранные бархатные шторы от пола до потолка. Возможно, на обстановке сказалась Великая депрессия? Мадам Рено на безупречном французском предложила мне занять первую комнату слева от входной двери.

Я весь день таскала за собой чемодан, и у меня разболелась рука. Хозяйка, словно догадавшись об этом, сказала:

– Вы, наверное, устали. Устраивайтесь, а после поужинаем.

На ужин она подала жареную треску с грибами и луком. На гарнир – зеленую фасоль и теплый хлеб. Мадам разлила по бокалам красное вино. Сервировано все было на хорошем фарфоре, ели мы серебряными столовыми приборами. Я застелила колени дамасской салфеткой и задумалась, неужели хозяйка каждый день ужинает вот так? На вид ей было лет шестьдесят, редеющие седые волосы она зачесывала наверх и закалывала в узел на затылке. Носила отлично пошитое платье из черного шерстяного трикотажа, маленькие жемчужины в ушах и очки на толстой золотой цепочке.

– Франсуаза – мадам Фиппс – сказала мне, что вы знакомы с Эдвардом Стоддардом? – спросила она, подняв бокал.

– Да, мадам.

Я сунула в рот кусок рыбы. Приправленная солью и маслом, она просто таяла во рту. Я с самого поезда не ела и умирала от голода.

– Нас познакомил его отец, доктор Стоддард.

– Я не имела удовольствия знать его отца. Но как-то за ужином у Фиппсов сидела за столом рядом с Эдвардом. Очаровательный молодой человек!

Я вспыхнула, но понадеялась, что она не заметит. Почему мне так приятно было услышать, что она считает его очаровательным?

Мадам Рено намазала хлеб маслом.

– Как вам Париж, мадемуазель Фальстафф?

– Такой же прекрасный и соблазнительный, как в книгах Хемингуэя. Или Золя. Или Ги де Мопассана.

– Так вы любите читать, мадемуазель?

– Боюсь, что да. Друзей у меня никогда особо не было.

Я сама удивилась, что поделилась чем-то настолько личным – и не делающим мне чести.

Но мадам Рено только посмеялась. Подняла бокал, и я чокнулась с ней.

– Значит, в этом мы похожи. – Она глотнула вина. – Полагаю, вы приехали сюда не достопримечательности смотреть?

– Нет. Я приехала сообщить человеку о смерти его знакомой.

– Mon Dieu! – Она отложила вилку. – Франсуаза сказала, вы из Бомбея?

Я проглотила стручок фасоли.

– Да, но сообщить эту новость мне нужно лично. А еще передать картину.

– Картину? Звучит интересно. Я могу знать художника?

– Ее звали Мира Новак. В последние годы она писала в основном сцены из жизни индийских женщин и мужчин из сельской местности.

– Да, я слышала о ней. Кажется, тут недалеко недавно проходила ее выставка. Можно взглянуть на полотно?

Я встала из-за стола и открыла чемодан. Развернула «Обещания», вынесла их в гостиную и протянула мадам Рено. Та, промокнув рот полотняной салфеткой,