Преклони предо мною колена - Богумил Ржига

— Я не хотел, чтобы из-за меня он пошел на смерть. Дивиш во мне никогда не умрет.

— Я не могу простить тебя, — резко говорит Бланка и смотрит в сторону. Она всем своим видом требует, чтобы Марек ушел.

— Ты считаешь, что лучше бы был убит я?

— Да. И Андела думает так же. Мужчина не должен жить наполовину. Особенно Марек из Тынца. У меня о нем было иное представление.

— Где Андела? — спохватывается Марек.

— Уехала в Ческий Крумлов. Вступает в монастырь ордена святой Клары.

— Не понимаю, — вздрагивает Марек. Все в нем напряжено. Сердце останавливается.

— Ты не понимаешь? Отец казнен. Тебя поработил Наход. Что же ей оставалось, как не уйти в монастырь? — В голосе Бланки упрек.

— Пана Смиржицкого уже нет в живых? — не может поверить Марек.

— В прошлую среду был казнен. Зато тебе живется хорошо.

— Я в находской темнице, — защищается Марек против непроизнесенного обвинения.

— Тебя видели, когда грабили купцов. Ты тоже грабил их?

— Прощай, Бланка, — говорит Марек и направляется к двери. Он не спорит, но в душе его все кричит, он не находит в себе силы что-то объяснить. Ему нанесен удар в самое сердце. Но как самую большую тяжесть переносит он невозможность доказать свою правоту. Ведь Андела знает о нем совсем не то, что было правдой.

Последняя попытка вырвать счастье. Марек едет в Крумлов, чтобы встретиться с Анделой. Его сопровождает вода в реке, попутный ветер, птицы, облака. А также прошлое, о котором он никогда не сможет забыть. О его светлых и темных сторонах. Как охотно он забыл бы о времени, проведенном в находской башне, вычеркнул или хотя бы исправил там что-нибудь. Но и это невозможно, как невозможно придумать себе иное имя.

Марек погоняет своего коня, сжимает в руке крестик со святыми мощами, ест стоя, делает короткие перевалы, едет по дорогам, по которым раньше не ездил. Он не чувствует холода воды, не слышит полуденной тишины, не замечает, что вместо солнца на небе уже месяц. Молодой всадник то скачет во весь опор, то тащится, как лунатик.

Он чувствует себя отделенным от мира, он живет сам для себя, люди кажутся ему окутанными туманом. Сердце меняет ритм. То забьется часто-часто, то его совсем не слышно. Верно, предчувствует беду. Марек осматривает каждый большой камень или поросший мхом пень, чтобы прогнать беспокойство и слиться с умиротворенным порядком природы. Но смятение в его сердце не исчезает и природа никакого порядка не вносит. Какой может быть порядок у холмов и косогоров, у оврагов и обрывов, у случайно разбросанных камней? Никакого. Кроны деревьев далеко от корней, вода не видит дна реки. А человек? Ну хотя бы Марек? Что ему от чувства, которое заключено в его сердце? Зачем ему фантазия с неограниченным простором? Зачем он позволяет мыслям утешать себя, когда знает, что ничего не может изменить?

Марек взывает к богу и просит, чтобы тот не отвратил от него своего лица в момент встречи с Анделой. Но бог отвращает лицо и молчит. Он и сейчас отказывает в милости. Марек обращается к нему со словами, которые осмеливается произнести только в душе. Он богохульствует: хорошо бы мне утратить человеческое лицо и перейти в стаю волков, лис и медведей. Я потерял бы прошлое и будущее, жил бы только сегодняшним днем. Разве я не был бы счастлив?

Но как раз этого Марек и не может сделать. Воспоминания вызывают картины прошлого, воображение рисует будущее. Он все время идет по призрачным следам Анделы только ради слабого проблеска надежды, которая родится у него то от всплеска воды, то от заблудившегося луча солнца, то от трепета осинового листа, то от радужного сверкания капельки росы, то от тонкой паутинки, которая хочет преградить ему путь между двумя деревьями. Марек должен ехать дальше за счастьем, даже если бы пришлось умножить свои несчастья.

В Крумлов он приезжает поздно вечером и останавливается на первом попавшемся постоялом дворе. Хозяин внимательно оглядывает его, и от этого не становится ни ласковым, ни веселым. Юноша выглядит так, словно он готов прыгнуть в пропасть, чтобы избавиться от чудовища, которое его преследует и вот-вот на него бросится. Только не видно здесь ни пропасти, ни чудовища. Дело гораздо серьезнее. Для Марека оно состоит в том, получит ли он благословение любви?

Утро застает Марека у монастырской калитки. Он понимает, что наступает решающий момент в его жизни. Чтобы только отправиться сюда, ему пришлось мобилизовать всю свою храбрость. Старая привратница в зарешеченном окошке только бросает взгляд на него. Кого она видит? Боже мой, молодого мужчину. Как его зовут? Марек из Тынца. Чего он желает? Ему необходимо говорить с Анделой Смиржицкой. Дряхлая монашенка исчезает и своим долгим отсутствием предоставляет Мареку время для размышления.

Обычная нетерпеливость здесь неуместна. Монастырские стены окружают великое таинство. Человеческие стремления там обрываются. Жизнь женщин, ушедших в монастырь, строго ограничена. Им остаются только осанны, благодарения и молитвы смиренной любви, которые возносятся к небесам. Только туда направлены все надежды и мечты.

Приходит настоятельница и зовет Марека в маленькую, чисто выбеленную приемную. Меч с пилигримским крестом должен остаться у привратницы, которая смотрит на тяжелое оружие с нескрываемым беспокойством.

Марек не знает, как говорить с настоятельницей. Он пришел сюда, вооруженный пылким сердцем и великой правдой любви, но он не уверен, что в монастыре действуют эти аргументы.

Монашеская одежда — это своеобразные доспехи. Мирская атака по ней может скользить, как по самой лучшей кольчуге. Но и это не главное. Марек чувствует внутреннее достоинство крумловской настоятельницы, ее серьезность и погруженность в любовь к Христу. Марек ощущает невидимое сияние, которое исходит от нее. Нет сомнения: настоятельница живет в ином мире, преклоняется только перед тем, что на небесах. Она не знает, как в сумраке встречаются возлюбленные, никогда не слышала горячих слов земной любви, не чувствовала трепещущих прикосновений любимого существа, не знает прелести и нежности маленьких детей, не чувствует, как они засыпают и как пробуждаются, потому что не переживала сладости материнства. Марек видит в ее прекрасном спокойном лице оттенок призрачности, но видит он и то, что настоятельница несколько взволновала. В глазах у нее вопрос, лицо настороженное.

Марек собирается с духом. В его сердце ясно слышится побуждающий голос, его мысль ищет самые подходящие слова. Он говорит смиренно:

— Достопочтенная мать, в вашем монастыре