Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
Абай по достоинству оценил красноречие Бегеша и ответил в его стиле, высказав, однако, горькую правду своей тяжелой думы:
- Ай, Бегеш, верные ты говоришь слова! Но что поделать с вечной заботой жизни человеческой? Лучше ли быть соломой пшеничной, чем зерном карамыка84? Кем достойнее прослыть -хорошим среди плохих или плохим среди хороших?
Вопрос остался без ответа, и разговор, продолжая Бегеша, подхватил Айтказы. Давая понять, что он человек образованный, читающий даже стихи, напомнил слова из назиданий Абая: «Много ль пользы от жизни твоей, коль всю жизнь обижаешь ты тех, кого сам не достоин?» Затем, отметив, что в сегодняшней жизни у человека больше печали, нежели радости, невзначай перешел на собственные выводы. По его разумению, народ, даже плохой, остается близким, если он родной, и сама среда житейская, пусть даже и никудышная, но все же своя, - остается родной средой, и каждый должен считаться с этим...
- Абай-ага, - сказал он. - Не вы ли говорили, а я до гроба буду твердить это ваше назидание: «Каждый может ответить добром на добро, но на зло отвечает добром лишь достойный»? Вот и пришли мы к вам, именно как к достойному!
Этого Айтказы, невысокого, но крепко сбитого, широколобого человека, Абай всегда считал достаточно умным и гибким, красноречивым. Последнее свое свойство он только что и доказал. Абай пристально посмотрел в его в задумчивые, карие глаза, ясно блестящие на круглом румяном лице, и понял, что тот говорит искренне. Только не здесь следовало высказывать подобные мысли!
Не тот человек Оразбай, который может повиниться, и все они, пришедшие устроить это дело, все-таки не знают его так хорошо, как Абай. Оразбай не из тех, кто поступает бездумно, ненароком сбиваясь с пути. Он сознательно выбрал своим уделом преступление. Его имя не Оразбай, а само зло.
Повернувшись к Айтказы всем своим массивным телом, широкой грудью, Абай сказал:
- Разве не уместна мысль, только что высказанная тобой же? Говорить со злодеем, увещевать его в чем-то - все равно, как вилами писать по воде!
«Вот так всегда, - подумал Серке, радостно засмеявшись, -стоит ему рот раскрыть, как что-то славное скажет!»
Он всегда слушал Абая с удовольствием, хвалил его за глаза и в глаза, особенно после прошлогоднего чрезвычайного съезда в Аркате, где именно своими произнесенными словами Абай положил на лопатки глав собственного рода перед простым людом Уака... Сказал, продолжая улыбаться:
- Вы - словно могучее дерево, мырза Абай: каждому предоставляете свою спасительную тень! Скажу вам тайну: стоит нам промеж собой заговорить о казахах вообще, как сразу вспоминаем вас, а затем только о вас и говорим, ибо только вы достойны столь высокой чести. И все мы ждем от вас новых благородных дел, даже тоскуем, видя, что вы уже год, как молчите. Если не вы, то как мы сохраним достоинство всего Среднего жуза?
Абай не поддался на столь явную лесть.
- Благородство остается таковым, если держать его в покое. Если же его растоптать и унизить, то грош ему цена! Как сказал знаменитый Шайхи-Сагди: «Легко раскрошить рубины Бадахшана, только не склеишь их потом!»
Тут подал свой голос Кали, до сих пор молчавший - красноречивый казах из рода Каракесек, давно знакомый Абаю: он не раз беседовал с ним, сидя за одним дастарханом. Казахи и татары, жившие в городе, почтительно называли его Кали Акба-сов, причисляя к весьма образованным людям. Заговорив, он также начал со слов мудреца:
- Как сказал Фирдоуси: «Не трогай муравья, несущего зернышко». Вот и я хочу заступиться за тебя, любезный Абай, как за того трудягу муравья, что взвалил на себя всю тяжесть своего народа. Никто не посмеет винить меня за это. Придя к тебе, мы начали разговор не с пустопорожнего разглагольствования. Но рот - ворота, а слова - ветер, и мы не хотим называть неуместное уместным. Если нам хватит ума, то, расставляя по местам добро и зло, мы должны уравнять одно с другим. Собравшись вместе, мы желаем сохранить достоинство всего Среднего жуза. В этом и есть суть нашего разговора!
Эти слова показались Абаю более весомыми, нежели все предыдущее краснобайство. Он знал, какая правда и вера стоит за ними, и не стал спорить более. Пристально посмотрев на Кали, он молча кивнул, всецело соглашаясь с ним.
Тут подоспел чай, внесли белый, чистотой сверкающий самовар, большой дастархан в доме Кумаша ломился от пухлых токашей - отменных сдобных хлебцев, щедро обваленных в яйце и крепко зажаренных. Гости приступили к чаепитию в самом добром настроении...
Абай брал в руки пиалу, долго держал ее на весу, прихлебывал глоток и ставил ее обратно, и с дастархана не брал закуски. Бегеш, сидя рядом с Абаем, пододвинув к нему тарелку с тока-шем, шутливо заметил:
- Что ж это вы ничего не едите, мырза Абай? Хоть бы хлеба попробовали! Говорят же, мол, хлеб - самое святое!
Абай от души рассмеялся, подрагивая всем телом, и с прямотой, присущей ему с детства, сказал:
- Как говорится, «слов у народа не меньше, чем у сартов85 ослов». По этой народной поговорке должно получиться, что святости больше там, где хлеба обильнее. Выходит, что больше всего святости, каковую ищут мусульмане, найдется у богатого рожью и пшеницей православного российского мужика!
Бегеш, Серке и Айтказы громко расхохотались в ответ на эти слова.
В довершение разговора Абай спросил Бегеша, кто еще участвует в благом начинании замирения, по поводу которого они тут собрались.
- О, многие люди от четырех славных родов! - с готовностью ответил Бегеш, не забыв затем перечислить роды - Ар-гын, Найман, Керей, Уак, а также назвать поименно всех присутствовавших на сходе в доме Билеубай-хаджи. Услышав, что от низинных кереев был Ракыш, Абай рассмеялся и произнес слова, достойные стать очередным его назиданием, чем люди за дастарханом, называвшие себя казахскими шешенами-ораторами, были изрядно удивлены:
- Е, говорите, и Ракыш был! Помнится, именно он и раззадоривал когда-то Оразбая, говоря: «Ибрай - враг народа». Его слова. Натравливал на меня и городских чиновников - уездного главу и судью.
