Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов
Однако мыслимо ли хоть в чем-то затронуть честь очага благородного Кадырбая? Или забыть Дильду, детей? К тому же Абай больше испытывал восхищение умом Куандык, нежели сердечное влечение к ней. Сердцем его всецело владела одна Тогжан. Во все эти дни внезапно вспыхнувшей страсти он все равно не мог забыть о ней. И более того - нежный облик возлюбленной восставал перед его внутренним взором, бросая ему ревнивый укор и словно соперничая с красноречивой, яркой Куандык. Ее щедрая любовь, дар открытого пылкого сердца, ее чувственная нежность и все то наслаждение, которое она даровала ему, никогда больше не повторятся в его жизни. И впредь он не встретит равной ей. Но все равно, вдруг вспомнив Тогжан, - даже на узкой постели, в объятиях Куандык, - он невольно вздрагивал и отодвигался от нее. Да и чувства самой дочери акына к Абаю скорее были дружественными, чем нежными и страстными. В них больше проявлялось восхищение знатным джигитом, нежели женской чувственности и любви. Но, несмотря на это, девушка вновь открыто спрашивала у него, желает ли он соединить их жизни? Затрудняясь с ответом, Абай решил посоветоваться с ней... Если Куандык не возражает, он откроется Карашаш и Асылбеку: ведь это они пригласили его сюда.
- Послушаем, что они скажут, и потом решим.
Куандык согласилась с ним.
Абай говорил по отдельности с Карашаш и Асылбеком. Давно уже относившаяся к Абаю с сестринской нежностью, Карашаш только порадовалась за него. Знавшая о глубокой сердечной ране молодого джигита, добрая женщина хотела, чтобы он утешился в этой жизни.
Однако ее муж Асылбек решительно выступил против всего этого - настолько же, насколько она была за. Он был просто возмущен.
- Е! Не дело это! - сказал он, нахмурившись. - Да и не по силам нашим что-либо здесь решать. Неужели Кунекен, думаешь, даст в обиду невестку из рода Алшинбая? Это невозможно, если только не решится он на полный разрыв со сватом. И подумай о Дильде - чем она перед тобой виновата? Да и Куандык опозорится перед родичами жениха, и старый Кадеке будет опозорен. Кому это надо? Ты вот что - никому больше не говори об этом. Пусть все останется между нами. - Так закончил Асылбек, тоном, не терпящим возражения.
В этом же духе Асылбек поговорил и с Куандык. Она поняла, что на этот раз ее мечте не дано сбыться. И молодые влюбленные, вполне достойные счастья, молча отступили от своих намерений. Но в последний час прощания нашли силы заверить друг друга, что оставляют за собой надежду на будущее, что еще будут искать новых встреч.
От аула Кадырбая до джайлау рода Тобыкты было два дня пути. Абаю нелегко было покидать гостеприимный очаг старого акына Кадырбая. И чем больше он удалялся от радушно принявшего их аула рода Сыбан, тем милее и дороже представлялся ему образ благородной Куандык, тепло вспоминались все их свидания. И в голове Абая витал легкий, благостный, хмельной туман.
В этом году на всех джайлау было не так, как в былые годы. Лето выдалось пасмурным, серым и унылым, скорее напоминало осень. Таким же оказалось и душевное состояние людей, хотя причиною тому была не одна только погода. Владетели и старейшины родов, даже такие, как Кунанбай, не устраивали у себя в ауле многолюдных сборов с обильными угощениями, как то происходило прежде. И бесконечные сплетни, слухи и толки, наполнявшие раньше, как гудение пчел, аулы Иргизбая, теперь заметно пошли на убыль. Да и причин для споров, коварных наветов и козней по поводу захвата пастбищ уже не было. Считай, что только у представителей Иргизбая да у нескольких владетелей, таких как Байдалы, Байсал, Суюндик и Каратай, после джута сохранился кое-какой скот, а у большинства бедных хозяйств, серых юрт, почти никакой живности не осталось. Для чего теперь стараться захватить как можно больше пастбищ с сочным кормом? Все равно не испить вдоволь кумысу, молока, айрана, чтобы душа утешилась - кормилец степи, скот, был выбит джутом.
Теперь не перед кем было задирать нос степному богатею, некому было наносить обиды завзятому разбойнику - все были бедны, все несчастны. Царь-голод, пройдя по степи вслед за джутом, научил людей вести себя смиренно, тише воды, ниже травы. И прежние владетели тучных стад теперь прикидывались печальниками народа, давали дельные советы, как выжить кочевнику без мяса и молока. Делая вид, что делится последним, богатей отсылал оголодавшим соседям остатки кислого молока, смешанного с водой. И при этом не уставал повторять: «Кормлю голодных! Даю кров обездоленным!»
В суровые, жестокие годы бедствий, когда вся степь терпит нужду и страдания, и джут приводит за собой смерть скота и кочевников, и много людей доведено до голодного безумия, богатею нужно вести себя гибко и осторожно. Бедноте, кому мало что перепадало и в лучшие времена, сейчас надо обещать манну небесную, скорую милость Божию. Только так баям-владетелям удается сдержать этот угрюмый народ, с голодным блеском в глазах. И это была старая, как сама степь, уловка богатых, записанная в их тайной книге хитрости.
Последний год бедствий выдался особенно зловещим. Огромная часть народу оказалась без пищи, без скота, без надежды на самое ближайшее будущее. Толпы отчаявшихся, с потухшими глазами людей бродили по степи. Они были молчаливы. Они были опасны. На их лицах читалось яростное безумие голодных.
Итак, в это лето на многочисленных джайлау рода Тобыкты не было ни одного праздничного тоя. В обычные времена в эту пору повсюду устраивались праздники с конными играми и скачками - байгой. Сейчас об этом и думать не приходилось. Не то, чтобы скачки знаменитых скакунов, не была проведена даже кунан-байга, состязание жеребят-третьяков. И будь то сватовство, или свадьба, или обрезание - после мероприятия люди быстро расходились, без лишнего шума, довольствуясь лишь одной чашей мяса.
Именно в эти дни томительной тишины и безвременья поползли слухи: появились барымтачи, стали угонять лошадей. Это было равносильно тому, что в пределах Тобыкты появился пришлый
