Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов
- Говорят ведь, что на чужой рот не найдешь затычки, - но вот послушай, что разнесли повсюду... Добрые люди, со -чувствующие тебе, и сам уважаемый Суюндик - никто не мог приостановить эти слухи. А теперь, вот, так прямо и говорят. И Суюндик не может им заткнуть рты.
Тут безбородый Бектен, несколько раз упомянувший имя Суюндика, уставился на Кодара.
- Послушай, что он может сделать. ведь повсюду болтают. Скверное говорят про тебя с твоей снохой. По-черному ругают вас.
- Э-э, жаным, дорогой мой, чего ты несешь? А ну, сам сейчас же перестань болтать! - И, великан перед плюгавым Бектеном, Кодар готов был, казалось, затоптать его...
Но тот не испугался и продолжал:
- Этим разговорам поверил сам Кунанбай, он готовит тебе страшную расправу. Но Суюндик ведь не может позволить себе отдать родственника на растерзание. Он послал меня и велел передать: пока суд да дело, тебе стоит, пожалуй, переехать куда-нибудь подальше, затаиться и переждать.
Весь дрожа от ярости и гнева, Кодар надвинулся на безбородого Бектена:
- Уа! Пошел вон! С глаз долой! Ты думаешь, что Кодар, которого Бог покарал, испугается кары Кунанбая? Прочь со двора! - и выгнал Бектена.
Но вспоминая его слова, Кодар вновь вскипал злобой и возмущением. Однако он и не подумал ничего сообщать Камке, по-отцовски оберегая ее чувства. Ему дороги ее детская привязанность и дочерняя верность. Черные дни скорби и печали сблизили их души теснее, чем сближает отца и дочь родная кровь. И хотя они могли теперь без утайки высказать друг другу все, что на сердце лежало, Кодар на этот раз пощадил ее чистые дочерние чувства и не рассказал ей обо всех этих ужасах...
И вот теперь они вдвоем подошли к одинокому мазару, медленным шагом приблизились к земляной могиле. Кодар не знал поминальной службы по Корану, Камка тоже не умела читать, и потому оба про себя творили молитву, каждый свою, мысленно представляя светлый образ Кутжана. Они слали ему свои благословения, делились с ним своей тоскою, тихо, печально и нежно пеняли ему за то, что он оставил их одних на этом свете безо всякой надежды на встречу. Камка это и называла - «почитать из Корана». Читают они таким образом молитву, и поливают могилу горючими слезами, отбивают перед нею, стоя на коленях, бесчисленные поклоны. А после долго сидят, плечо к плечу, не отрывая глаз от холмика. Им знаком на могиле каждый камешек, каждая травинка. Они сметают с нее нанесенный ветром степной прах, подправляют обвалившиеся места.
На этот раз они засиделись на мазаре особенно долго.
Вдруг сзади послышался быстро приближающийся дробный топот множества копыт. Кодар и Камка даже не обернулись. Подъехав вплотную, верховые остановились, собираясь спрыгивать с лошадей. Их было пятеро, каждый был крепкий, молодой джигит. Камысбай, атшабар волостного старшины Майбасара, возглавлял. Двое других - из рода Бокенши, остальные двое - из Борсак. Первым слезая с коня, Камысбай насмешливо буркнул:
- Смотри, какой хитрец.
Он никак не предполагал, что застанет Кодара и Камку на мазаре, при молитве у могилы. У каждого, кто увидел картину столь безысходной скорби, дрогнуло бы и похолодело сердце, но не у Камысбая. Забияка, смутьян, скандальный малый, это был самый подходящий подручный для Майбасара.
Остальные всадники, не решаясь сходить с лошадей, молча смотрели на двух молящихся у могилы. Казалось, что джигиты были смущены.
Камысбай жестокостью не уступал хозяину, про этого майба-саровского шабармана говорили: скажут ему срезать волосы, он отрежет голову.
- Слезайте! - грубо рявкнул он, приказывая своим спешиться.
Ему усердно подрушничал один джигит из борсаков, по имени Жетпис, младший брат известного в роду старика Жек-сена. Жетпис, подражая Камысбаю, с тою же насмешливой грубостью крикнул:
- Ишь, и головы не повернет! Чтоб твоя голова тоже оказалась в могиле!
Обернувшись и заметив, что эти люди что-то хотят сказать ему, Кодар спокойно, сдержанно спросил:
- Люди добрые, чего вам надобно от нас?
Камысбай, от внезапной злобы весь вскинувшись, топнул ногой и сразу же сорвался на крик:
- Чего надобно? А надобно, чтоб тебя доставить к акиму! Сам главный правитель хочет видеть вас обоих! На Карашокы уже собралась вся знать, уважаемые люди тебя ждут!
- И кто же будет эта знать? Кто правитель?
- Правитель - сам Кунанбай, знать - все наши бии и атка-минеры. Тебя и твою подлую сноху хотят призвать к ответу.
- К какому ответу? Что ты мелешь, негодник?
- Ты что, не понимаешь? Да тебя сам аким округа вызывает! Вставай, поехали!
- Чтоб с таким лицом, как у тебя, да не свидеться тебе с Богом! - воскликнула возмущенная за свекра Камка. - Отец, откуда этот дурень крикливый?
- Это вам обоим никогда не свидеться с Богом! Скоро в аду окажетесь, нечестивцы проклятые! А ты, волосатый старый шайтан, поторопись! - крикнул Камысбай и, замахиваясь камчой, стал надвигаться на Кодара. - Эй, хватайте их! Вяжите, кидайте на коней, - скомандовал он своим подручным.
Вначале четверо джигитов набросились на Кодара.
- О, Создатель немилосердный, что еще ты надумал? - воскликнул он и, тряхнув плечами, сразу отбросил двоих, один из них, схватившись за окровавленный рот, рухнул на землю. Но в следующий миг остальные дружно навалились на могучего старика, заломили ему руки за спину и связали поводьями из сыромятной кожи. Потащили и Камку, подволокли к лошади и забросили в седло перед Камысбаем. Сзади Кодара взгромоздился Жетпис. Это был тоже малый рослый и здоровенный. Все остальные разом вскочили на лошадей, поскакали к косогору, за которым проходила дорога на Карашокы.
Кодар разом сник, ехал, опустив голову. Ни сабли острой нет у меня на них, думал он, томясь и негодуя, ни слов нет, которые бы их остановили. И главному правителю сказать будет нечего. Даже родственнику, этому Жетпису, сидящему сзади, мне нечего сказать.
Кодар не знал, что виновником всех его несчастий является именно этот пыхтящий за спиною родственник. Он и его старший брат Жексен - первый кляузник на всю округу. Они в малом племени Борсак самые зажиточные. По родственным отношениям они ближе всех стоят к Кодару. Когда прошлой весною умер Кутжан, сломленные горем Кодар и Камка остались беспомощными. У них не было сил, не оказалось вьючных средств, чтобы кочевать на джайлау. Родственники не пришли к ним на помощь. И люди осудили этих
