Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов

В тот же вечер он пригласил к себе по три представителя от каждой тяжущейся стороны. От Сыбана явились волостной Жумакан, аткаминеры Барак-торе и Таниберды. От Керея пришли волостной Тойсары и также два аткаминера. Абай вышел к ним на круг вместе с Жиренше и Оразбаем.

- Сородичи, ваш спор перешел в большую вражду, - начал Абай. - Вы стали скот угонять друг у друга, делать набеги, побили много народу на каждой стороне. Поначалу спор был из-за калыма, потом обид наросло, барымты было много - и теперь цена тяжбы стала намного больше, выше даже чем кун за убийство человека. И чтобы вынести решение по вашей тяжбе, вы же понимаете, мне надо будет многое проверить, многое узнать. Одному на это не хватит времени, поэтому, если вы согласитесь, я возьму помощниками своими биев Жиренше и Оразбая, вот они перед вами. Это люди из рода Тобыкты, которому вы доверили разбирательство.

Оба волостных, даже не спрашивая мнения своих товарищей, сразу же согласились: «Воля твоя, пусть будет так, как ты сказал». А Барак-торе, высокий, красивый, сказал, поглаживая свою черную бороду:

- Сыбаны выбирали тебя, зная твою честность и справедливость. Бери хоть троих, хоть пятерых помощников, нам все равно! Ведь последнее, решающее слово будет не за помощниками, а за тобой - и это самое главное для нас. Как говорит поговорка: «Биев много, а решение одно: Майкы-бий18 справедлив все равно!»

Жумакан в знак согласия опустил глаза и притронулся рукою к бороде.

Тойсары тоже подтвердил, однако другими словами:

- Не нам учить тебя: самому ли лететь или на чужих крыльях. Дело в твоих руках, мы ждем решения от тебя.

Абай молча поклонился кругу волостных и биев и сразу же встал. Первая встреча на этом была завершена. Третейский судья прежде всего должен быть точен и немногословен. Лишние слова выдают его затаенную мысль, которая до своей поры не должна быть известна ни одной из сторон. И всякое неверное слово не должно быть никем из них истолковано в свою пользу.

Наедине со своими помощниками Абай пожелал выслушать их мнение, и Жиренше, многоопытный и велеречивый, высказал следующее:

- Предполагать что-нибудь еще рано, но уже можно сделать вывод: Тойсары от кереев - подходит с открытой душой, а у сыбана Барак-торе что-то таится на уме.

Абай выслушал Жиренше и ничего не ответил, хотя и сам заметил это. Он поручил помощникам провести расследование на месте: отправил Жиренше к кереям, а Оразбая - в Сыбан.

- Много всякого добра похитили они друг у друга, немало джигитов побили и изувечили в схватках, сейчас будет очень трудно определить, кто кому и сколько должен. Вам узнавать, расспрашивать придется очень много, но не все показанное и не все услышанное окажется правдой. Как говорится, не все достоверное - истинно. Враждующие стороны будут смешивать правду с ложью, немного преувеличивать, где надо, и чуть-чуть не договаривать, где им выгодно. Поэтому будьте мудры, не раскрывайтесь до конца в своих мыслях, не делайте выводов: «это хорошо, это плохо, здесь правда, а там неправда...» Не проявляйте благосклонности и не давайте никаких обещаний, это крепко свяжет вас. А это, в свою очередь, свяжет и меня как третейского бия. Итак, еще раз прошу, друзья: никаких обязательств, никаких сделок, никакой продажности с нашей стороны! Это мое требования к вам обоим. Люди выбрали меня, надеясь на мою честность, так позвольте мне, мои дорогие, остаться перед ними честным. Истинно будьте мне крыльями, которые знают только пути правды и справедливости!

Итак, «дело девицы Салихи» дошло до третейского суда. Следствие затянулось на неделю. Расследование шло в трех местах: в Сыбане, Керее и здесь, на Балкыбекском съезде. Оразбай скрытно съездил в аулы родов Кожагельды, Шакантай, а в среде племен Сыбан побывал Жиренше. Челночно посещая назначенные им места, помощники привозили свои сведения по ночам, ночью же встречались с Абаем.

Сам Абай допрашивал только «хозяев слова» - главного истца и главного ответчика. Ими были: жених - старик Сабатар из Сыбана и отец девушки - Калдыбай из Керея. Абай дотошно выяснил, какие убытки понесла каждая сторона в результате расстройства брачного предприятия. Оно включало в себя: калым, подарки, приданое невесты.

Умерший джигит-жених был любимым сыном богатого бая Байгебека, и калым был выплачен изрядный, это был один из самых значительных калымов во всей округе. Когда жених умер, и по закону аменгерства невеста-вдова должна была стать третьей женой его старшего брата, старика Сабатара, отец девушки потребовал с него дополнение к калыму, размером с его половину. И старик принес такой калым, а отец невесты, выделивший и так внушительное приданое своей баловнице-дочери, вынужден был, соответственно, увеличить заготовленное приданое. И теперь, кроме новой восьмистворчатой белой юрты, все имущественное приданое невесты должно было быть в двадцатипятикратном исчислении, кроме, правда, огромного шелкового ковра, купленного у кокандского торгового каравана за сто полновесных овец. Итак, помимо ковра полагалось отправить двадцать пять меховых шуб, двадцать пять больших войлочных ковров, двадцать пять сундуков с домашней утварью... Платья, наборы белья, подушки, одеяла - всего этого также было по двадцать пять.

Но все это добро находилось еще в роду Керей, тогда как калым был уже получен - и тут невеста отказалась.

Сыбанам неимоверно было жаль огромного количества скота, уже отданного за «неполученную невесту», и они тотчас принялись активно угонять скот из племени несостоявшегося свата. В ответ и отсюда началась барымта, потому что нельзя не ответить ворам. И взаимные набеги чередовались один за другим. Все джигиты, считавшие себя мужчинами и способные держать соил в руках, были задействованы в этой «вдовьей войне». А сама невеста-вдова тем временем завела себе дружка из своего же рода Керей.

Абай вызывал каждого участника в деле неудавшейся свадьбы, как из Сыбан, так и из Керея, беседовал с ними, входя во все подробности дела. И, наконец, решил послушать, что скажет сама зачинщица этой «вдовьей войны», девушка Салиха.

Она давно была в Балкыбеке, собственноручно вручала свои жалобы и заявление оязу Каркаралинского уезда Синицыну, а потом и осталась на съезде