Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов
Мольба девушки облетела все аулы рода. Все молодые джигиты, юная молодежь Керея кинулась на защиту Салихи: «Нельзя допускать унижения нашей девушки, делать ее непоправимо несчастной!» Старый акын сложил печальную песню «Жалоба девушки Салихи своим родичам», эту песню стали распевать все: чабан в степи, гоня свою отару, табунщик, пасущий в горах коней, молодежь на своих ночных гуляньях и вечеринках. Юноша одного из племен Керея полюбил девушку Салиху, и она полюбила его. Общее сочувствие к ней повлияло и на аксакалов - старейшины Кожагельды решили, что надо калым вернуть, а девушку освободить от брачного договора.
Но по-другому отнеслись ко всему этому в Сыбан. Там начались толки: «Кереи решили силу свою показать, унижают наше достоинство, смеются над законами предков! Это оскорбление и обида для всего Сыбана! Нашу честь хотят втоптать в землю!» Начались переговоры, которые ни к чему не приводили. И тогда вспыхнула, рутинная в веках, межродовая вражда кочевников.
С весны, как только сошли снега, роды Сыбан и Керей, словно взаимно наложив дань барымты, стали по очереди угонять друг у друга скот. Совершались вооруженные набеги, происходили сражения, в которых были ранены и покалечены с обеих сторон уже человек пятьдесят. И здесь, в Балкыбеке, на большом межплеменном съезде, отношение меж людьми Кожагельды и Шакантай, двух противоборствующих племен, было откровенно враждебным. Встреча двух акимов уездов, Каркаралинского и Семипалатинского, была вызвана необходимостью сверху пригасить пламя разгоравшейся степной междоусобной войны, поводом для которой явилось «дело девицы Салихи». С обеих сторон акиматы двух уездов заваливались приговорами и жалобами от старшин Керея и Сыбана. И как всегда - было огромное количество фальшивых жалоб и ложных присяг.
Тобыктинцам вражда двух больших сильных родов была на руку при выборах главного бия, ибо Керей и Сыбан не могли надеяться на выдвижение судьи от своих племен - его при обстоятельствах их вражды никоим образом не утвердили бы высшие уездные власти. Так что Тобыкты не по своим заслугам получили возможность этого выбора, хотя Майбасар с Такежа-ном всюду бахвалились: «Из уважения и преклонения перед нашими великими предками, Оскенбаем и хаджи Кунанбаем, народный сход выдвинул главным бием нашего человека! Он и сможет решить дело по справедливости!», но это все было пустым бахвальством.
Ибо Асылбек отказался решать дело «девицы Салихи». Как только кереи узнали о назначении его главным бием, они во
всеуслышание заявили, что не доверяют ему, ибо он является зятем для рода Сыбан, и мало того - «жена его из того самого аула, который угоняет наших коней». Когда Асылбек сам добровольно отвел себя от судейства в этом шумном деле, родичи его, Кунту, Дутбай и другие, весьма не одобрили этого, ругая Асылбека за то, что он отказался от огромных выгод, которые сулило бию третейство в этом деле. «Ты теперь большой человек, тебе и брать по-крупному! Перед тобой лежит сундук с драгоценностями - открывай и бери!» - говорили они.
Именно в эти дни и среди рода Сыбан, и среди Керей стало распространяться немало хвалебных слухов о справедливости, честности и прямоте одного из сыновей Кунанбая - о добрых делах и хороших человеческих качествах Абая. Два слуха особенно широко распространилось по съезду. Первый - о том, что он отобрал должность главного бия у своих родственников-иргизбаев и передал человеку из далекого рода, убедив всех, что именно он будет честно служить народу, а не его корыстолюбивые родичи. Второй слух - что Абай выступил защитником бедняков-жатаков и самостоятельно, без вмешательства судейства биев, вынес решение, благодаря которому тридцать голов крупного скота были отобраны у тех же родственников Абая и переданы жатакам. Этот джигит часто говорит о таких вещах, о которых мало говорят в степи: о необходимости «заступаться за обиженных, обездоленных и проявлять заботу о бедных людях».
Такие шли разговоры среди простого народа, бии же и волостные и аткаминеры Сыбан и Керей толковали другое: «Абая знает аким Семипалатинска, ездил вместе с ним в степь. Абай дает ему советы». Здесь же на съезде говорили и о том, что «Кунанбай сегодня - уже не тот Кунанбай, если в прошлом его имя звучало грозно, как гром, то сейчас оно превратилось в бессильный дух». И что, де, его потомки, которые добрались сейчас до места волостного, сами по себе ничего особенного не представляют: Такежан, Исхак - это посредственные люди, баи в дорогих шубах, которые питаются сухими крохами от былой славы предков. И ныне благородство, порода, сила ума и знатность видны только в одном Абае. Он и сын своего отца, он и сын народа - азамат.
Подобные разговоры, раз начавшись, бесконечно повторялись в каждой юрте кереев, найманов, за круговыми сходами на вольном воздухе. С этими разговорами заходили к своим оязам и Жумакан - к Лосовскому, и Тойсары - к акиму Карка-ралинска.
И однажды Абая, сидевшего вместе с Жиренше и Оразбаем и обсуждавшего с ними назначение Асылбека главным бием, вдруг вызвали немедленно к Лосовскому. Придя к нему, Абай увидел Асылбека и уездного акима Каркаралинска - Синицына. Разговор состоялся непродолжительный. Асылбек изложил перед всеми просьбу и пожелание Керея и Сыбана: предложить Абаю стать бием-посредником в их далеко зашедшей распре из-за отказа Салихи. Спросив вначале, исходит ли предложение действительно от народа, а не только от начальства, Абай дал согласие.
Акимы двух уездов, довольные таким поворотом дела, немедленно утвердили Абая третейским бием, и Синицын тут же передал Абаю два прошения, поступившие от
