Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Вошла высокая, смуглая девушка в куньем борике на голове, с качающимися серебряными сережками в ушах, одетая в дорогой шелковый чапан. С нею явился ее отец Калдыбай. Юрта быстро наполнилась людьми, желавшими посмотреть на достопримечательную невесту-вдову. Зевак, которым не терпелось поглазеть на Салиху, было гораздо больше, чем ее родственников-кереев. Но после того как Оспан, угостив всех кумысом, по знаку Абая дал понять тобыктинцам, что им должно расходиться, народу в юрте резко убавилось. Тогда и Калдыбай, и другие кереи поняли, что им тоже надо выйти, и они молча покинули дом Оспана.

Абай и Салиха остались наедине. Только теперь он смог внимательно всмотреться в ее лицо. Оно было юное, смуглое, безупречно чистое, с гладкой кожей без родинок. Прямой нос с небольшой горбинкой. Глаза черные, необычайной глубины, в них светился глубокий ранний ум молодого существа, которому пришлось много пережить. Она показалась Абаю прекрасной, необычной в этих условиях степного существования. Он сразу проникся к ней жалостью и сочувствием. В углах ее губ, уходя вниз скорбными линиями, трепетала тонкая тень неискупленной обиды.

Абай, принявший за правило с самого начала своего судейства вести себя сдержанно, говорить мало и больше слушать, остался верен себе и заговорил с девушкой не сразу.

- Салиха, айналайын, мы видимся впервые, но я уже многое знаю о тебе, как будто ты моя близкая родственница, - начал он разговор.

Высокие скулы ее порозовели и вспыхнули огнем смущения. Но тут же она улыбнулась - и это была славная улыбка чистого, открытого существа: белозубая, сияющая, ясная. Абаю сразу стало легко и просто с этой юной женщиной, полной жизненной воли и страсти.

- Твои бумаги я прочитал, и мне хотелось бы услышать от тебя: ты все подтверждаешь, что там написано? - продолжал Абай. - Ответь, Салиха, на этот первый вопрос...

Тень легкого недовольства порхнула по ее бровям, в насторожившихся глазах, но тут же быстро сменилась ее искренним доброжелательством.

- Абай-мырза, - с недоумением, однако с улыбкою произнесла она, - как я могу не подтвердить свои искренне сказанные слова? Да, я подтверждаю, не отказываюсь ни от чего.

И тут она снова широко улыбнулась, явив два ряда белоснежных, безупречных зубов, и на ее смуглом лице вновь вспыхнул румянец.

- Ты пишешь в письме, «не пойду, не хочу замуж за него» - это что, не хочешь за старика Сабатара выходить, или тебе не по душе все сыбаны? А что бы ты сказала, если нашелся среди них джигит - ровня тебе, достойный тебя?

- Если они сразу заговорили бы не о старике, а о моей ровне, молодом джигите - да разве я посмела бы сказать: «Отказываюсь»? Разве мой аул и мой род допустили бы это? - был ответ Салихи.

- Передавала ли ты родичам жениха, чтобы они, идя навстречу твоей просьбе, свели тебя с ровней?

- Передавала! Но они ответили: «Она должна быть покорной вдовой, Сабатар - ее муж, богом предназначенный. Пускай не нарушает древних устоев, зря не вольничает!»

- Скажи мне еще об одном, айналайын Салиха, - это уже не тайна, об этом все знают... Родня твоего жениха говорит: «Она сама не отказалась бы, ее подговорил один джигит из кереев, из племени Шакантай. Стала упрямиться, сойдясь с ним. Кереи вдвойне повинны перед священными предками: и калым взяли, и девичью честь нарушили!» Так считают они. А ты что скажешь на это? Этого джигита из племени Шакантай ты нашла после того, как решила не ходить замуж в Сыбан? Или еще до этого имела к нему сердечную склонность?

Этот вопрос нисколько не смутил девушку. Молодая дочь Арки лишь на какое-то мгновенье потупилась от внутренней неловкости, но затем, встряхнув головой и зазвенев всеми подвесками шолпы, качнув большими висячими сережками в ушах, уверенно молвила:

- Абай-мырза, пусть это будет такой же правдой, как молитва моя Всевышнему... Когда сыбаны ответили, что никого, кроме этого старика, они не желают дать мне в мужья, я и решила, что лучше за псом безродным уйду, держа его за хвост, чем стану женой аменгера! Вот после этого и нашелся джигит из рода Шакантай. А раньше - никто из кереев, да никто из джигитов этого мира не посмел бы подойти ко мне! Когда был жив нареченный жених, Сыбан я считала своим желанным домом! - Так говорила Салиха, потом, заплакав, вынула платочек с бахромой и приложила к глазам.

Подняв на Абая заплаканные глаза, молча стала ждать от него новых вопросов. Он также молча смотрел на горюющую девушку, и молчание его несколько затянулось, ввиду глубокой задумчивости, в которую он невольно впал.

- Мне больше не о чем спросить! - наконец произнес Абай.

Салихе следовало встать и уйти, но она все еще оставалась на месте, печально потупившись, глядя куда-то поверх своих коленей, прямо перед собой. Затем она подняла на Абая свои глубокие черные глаза - и в них уже не было печали и тоски обиженного юного существа. Поверив в искренность Абая и доброе его отношение к себе, девушка отважилась, по всей видимости, на какое-то отчаянное признание: в глазах ее сверкнула сталь последней решимости.

- Никто из кереев не наводил меня на плохие мысли. Никогда раньше не было плохих мыслей и про Сыбан. Плохая мысль пришла ко мне сама: «Не пойду третьей женой этого хилого старика Сабатара, лучше умереть». И до того меня измучила эта мысль, что я стала уже как неживая. В последние дни я хожу между жизнью и смертью, и мне все равно. Пусть лучше черви съедят мое тело, чем прикоснутся к нему руки старика. Вы спрашивали, агатай, всю ли правду я высказала. Нет, не всю - последняя моя правда в том, что я каждый день смотрю на воды Балкыбека и говорю самой себе: «Ничего не бойся, ты всегда можешь найти себе пристанище на дне реки!» Лучше лежать в холодной пучине, чем попасть в руки старика Сабатара. Так я решила, вот это и есть вся моя правда. - Этими словами завершила