Мэри Мари - Элинор Портер

Я стояла у окна и смотрела в пустоту – еще не стемнело, – когда у меня снова возникло странное ощущение, что кто-то смотрит на меня.

Я повернулась и увидела отца. Он вошел и сел в большое кресло у стола. Но на этот раз он не отвернулся и не дал мне возможности незаметно выскользнуть из комнаты. Вместо этого отец спросил:

– Что ты там делаешь, Мэри?

– Н-ничего, – запнулась я; мне всегда страшно разговаривать с отцом.

– Ерунда! – отец нахмурился и заерзал в кресле (он всегда так делает, когда раздражен и нервничает). – Невозможно ничего не делать, если ты не мертвец. Да и в этом мы не уверены. Что ты делаешь, Мэри?

– Просто смотрю в окно.

– Спасибо. Так-то лучше. Иди сюда, я хочу поговорить с тобой.

– Да, отец.

Я, конечно, сразу же подошла и села в кресло рядом с ним. Он снова заерзал.

– Почему ты ничего не делаешь – не читаешь, не шьешь, не вяжешь? – спросил он. – Почему ты постоянно хандришь?

Прямо так он и сказал, и тогда…

– Почему?! – воскликнула я (знаю, что моя реакция вызвала у него удивление). – Ты сам только что сказал, что невозможно ничего не делать!

– Что? Вот еще! – сначала отец казался очень сердитым, потом неожиданно посмотрел мне в глаза, а затем, не поверите, рассмеялся – странным тихим смешком, который я слышала от него два или три раза. Отец хмыкнул и бросил на меня еще один пристальный взгляд. – Вряд ли ты пыталась мне надерзить, Мэри, хотя у тебя получилось, так что пока не будем об этом. Я задам вопрос по-другому: ты когда-нибудь вяжешь, читаешь или шьешь?

– Я шью каждый день в комнате тети Джейн: десять минут подрубаю края, десять минут делаю строчку и десять минут сшиваю лоскутки, а вязать я не умею.

– А как насчет чтения? Разве ты не любишь читать?

– Люблю! Просто обожаю и много читаю дома! – воскликнула я.

– Дома?

Тогда я, конечно, поняла, что совершила еще один ужасный промах. Теперь в глазах отца не было улыбки. Губы сжались в тонкую линию.

– В… моем доме. В другом моем доме.

Отец хмыкнул и добавил спустя минуту:

– Но что, скажи на милость, мешает тебе читать здесь? Я уверен, что в этом доме достаточно книг. – И он махнул рукой в сторону книжных шкафов.

– Я читаю, но немного, так как очень боюсь, что забуду их убрать, когда закончу.

– И что из этого? Даже если забудешь?

– Ты серьезно? – Я попыталась интонацией показать, что он и сам знает ответ – отец, конечно, все понял. Но он заставил меня прямо сказать, что это не понравится тете Джейн и ему, что книги всегда должны храниться там, где им положено.

– А почему, собственно, нет? Почему нет? – начиная злиться, спросил он и снова заерзал в кресле. – Разве там, в Бостоне, книги не стоят, где положено, скажи на милость?

Впервые со дня моего приезда он упомянул Бостон. Я чуть со стула не вскочила от неожиданности, но очень быстро поняла, что это не в последний раз, потому что отец похлеще тети Джейн продолжил расспрашивать меня.

Он хотел знать все-все: о доме, где на уютных диванчиках лежат подушки, занавески всегда подняты, а книги и журналы валяются где попало, о малыше Лестере, о наших веселых играх и вообще обо всем. Только я ни разу не упомянула о маме. Тетя Джейн велела мне никогда не говорить о ней, особенно с отцом. Но что делать, если он сам тебя спросит, прямо в лоб? И вот он так и поступил.

Он мерил шагами комнату все время, пока я говорила, а потом вдруг остановился и посмотрел на меня:

– А как поживает… твоя мама, Мэри? – спросил он. В этот момент словно открылась дверь в другую комнату, откуда градом посыпались вопросы! Когда отец с ними покончил, то знал все: во сколько мы встаем и ложимся спать, чем мы занимаемся днем, про вечеринки, ужины, прогулки на авто и про гостей, которые так часто приезжали повидать маму.

Вдруг отец так же внезапно, как начал, остановился и перестал задавать вопросы. Я как раз рассказывала о благотворительном концерте, который мы устроили перед моим отъездом, и о том, как мама много дней репетировала с молодым скрипачом. Внезапно отец достал из кармана часы и сказал:

– Так-так, Мэри, уже поздно. Ты много болтаешь. Иди спать. Спокойной ночи.

Это я-то много болтаю? А кто заставил меня болтать, хотелось бы знать? Но, конечно, я не могла этого сказать. Это несправедливо. Взрослые могут говорить тебе все что угодно, но ты ничего не можешь сказать им в ответ.

И я ушла спать. А на следующий день отец снова сказал мне только «Доброе утро, Мэри» и «Спокойной ночи», как делал каждый день с моего приезда. Это единственные слова, сказанные им и вчера, и сегодня.

Но он продолжал на меня смотреть и делал это часто. Я знаю, потому что во время приема пищи и в другие моменты, когда мы находились в одной комнате, я ловила устремленный на меня взгляд. Правда смешно?

* * *

Две недели спустя

Как-то мне и рассказать особо нечего, но, кажется, я должна что-то написать, поэтому поведаю то немногое, что произошло.

Конечно, здесь происходит не так много событий, как дома, то есть в Бостоне. (Я должна перестать называть Бостон домом. Это очень-очень злит тетю Джейн, и, наверное, отцу тоже не нравится.) В общем, здесь мало что происходит, совсем не как в Бостоне, а то, что происходит, не так интересно. Думаю, я и не должна этого ожидать. Я ведь теперь Мэри, а не Мари.

Здесь не бывает чаепитий, ужинов и музыки, красивых дам и воздыхателей с печальными глазами. Боже! Тетю Джейн удар бы хватил, да и отца тоже. Но я бы хотела устроить в гостиной тети Джейн чаепитие, как у мамы, с маленькими пирожными, цветами, с разговорами и со звонким смехом, а потом посмотреть, что из этого выйдет. Конечно, веселье долго бы не продлилось, ведь по соседству венки из волос мертвецов и табличка с гроба. Думаю, гости смогли бы продержаться достаточно долго, пока отец не прогремел бы из библиотеки: «Джейн, ради всего святого, что все это значит?» Тете