Путь Абая. Книга II - Мухтар Омарханович Ауэзов
Отослав к обидчикам-жигитекам грозное послание, бокенши послали гонцов одновременно и в аулы всех старших родичей. Узнав об этом, и жигитеки послали туда же своих гонцов, ибо в этих аулах находились и их смежные родичи - потомки Олжая.
В Тобыкты самые сильные роды Иргизбай, Котибак, Топай, Торгай. Два поссорившихся рода, Бокенши и Жигитек, обращались с просьбой о посредничестве и справедливом разбирательстве в первую очередь к иргизбаям и котибакам. По одному гонцу спорящие стороны направили в аулы Кунанбая и Кулыншака, которые в прошлом сильно враждовали между собой... У котибаков после смерти Байсала старейшиной стал Жиренше, пользовавшийся всеобщим уважением. К нему и примчались гонцы от обеих враждующих сторон. Но ни Жирен-ше, ни аткаминеры Топай и Торгай не захотели решать суд и дело самостоятельно. Все сговорились собраться у иргизбаев и поехали в аул Кунанбая. Народ собрался в Большом ауле Улжан, на реке Барлыбай, где весной молодежь Тобыкты встречалась с акыном Биржаном.
Вместо отсутствующего Кунанбая оставался его брат Майба-сар, правой рукою которого был Такежан. По первым же слухам о начавшейся распре они оба поехали в аул Улжан, велев направлять туда всех, кто будет искать встречи с ними.
Виновники всей этой смуты, Оралбай и Керимбала, никак не могли найти себе надежного убежища. В аулах Каумена и Караши они не могли укрыться, слишком близко от них находились становья бокенши, и друзья беглецов посоветовали им найти другое место.
Приютили их в ауле Кенгирбая, предка многих племен, -в самом старинном очаге Тобыкты, который почитался всем народом. Но когда стали наезжать туда разные посланцы от преследователей, выискивая беглецов, жители аула встревожились: «Как бы кто не шепнул, беды не оберешься... Не осквернили бы священную память предка избиением, похуже, чем в случае с Божеем». И беглецов выпроводили из аула.
Оралбая и Керимбалу отправили в аул «молодого шайтана», жигитека Бейсемби. Он недаром носил такое прозвище, это был один из самых дерзких и самовластных молодых старшин аула, к тому же отличался завидной стойкостью и силой духа. Однако и его смелости хватило только на то, чтобы угостить незваных гостей чаем. После чего он откровенно высказался: «Завтра мне предстоит разбираться по одному земельному делу с бокенши. Если я вас приму, то пользы для меня от этого не будет. Так что уезжайте отсюда». И снова беглецов выпроводили.
До самого вечера не найдя приюта и убежища у родичей, отчаявшийся и разгневанный Оралбай вскричал: «Пусть Базара-лы приедет за мной! Если он считает, что у него есть братишка, пусть сегодня же покажется мне на глаза!» И эти слова были переданы Базаралы как послание его младшего брата.
Услышав эти слова, Базаралы немедленно сел на коня.
В самом начале этих событий, узнав о краже чужой невесты Оралбаем, Базаралы был встревожен, но никак не высказался по этому поводу. Никто не мог понять, сочувствует он брату или осуждает его. За его молчанием нельзя было угадать, какое участие он примет в дальнейшем развитии событий: будет ли защищать беглецов или отойдет в сторону. Одно лишь промолвил он сквозь стиснутые зубы: «Надо все выдержать, если даже придется умереть». С тем же непонятным спокойствием и непроницаемостью внимательно следил за соседями и родичами, прислушивался к их разговорам. Обо всем, что происходило и решалось у разгневанных бокенши, он хорошо знал через своих людей. Но знал также и о том, что среди своих, жигитеков, Оралбая многие осуждали, в особенности аксакалы и многие карасакалы. Их мнение было таким: «Зачем нам ссориться с Бокенши? И перед родичами зачем нам прятать глаза из-за двух непутевых озорников? Аул джигита должен выплатить отступное за нанесенную обиду и вернуть девушку!» Базаралы молча выслушивал и такие слова.
Но спокойные обсуждения среди жигитеков закончились, когда до них дошли слухи о том, что Бокенши с оружием в руках готовится напасть на их аулы и на их табуны. Воинственные жигитеки ощетинились. К такому их состоянию подвело и поведение многих молодых джигитов, во главе с Абылгазы, которые дерзкое умыкание чужой невесты приняли чуть ли не с восторгом. Абылгазы во всеуслышание первым поздравил Керимбалу, что она не побоялась пойти за любимым, отбросила всеобщее осуждение - ради любви. «Да будут благословенны твои шаги, смелая девушка!» - приветствовал он красавицу.
Абылгазы не слезал с коня, объезжая всю округу, и через своих лазутчиков, а также через знакомых пастухов, доильщиков кобыл, овечьих пастушек и пастушков собирал вести о том, что и где готовится против молодых влюбленных. Также послал в аул Сугира, в очаг Акимкожи и его жены Капа молодую женщину, родом из Бокенши, с братом ее мужа-жигитека, подростком, который несколько раз за день незаметно уходил из юрты, выбирался из аула и за холмом сообщал лазутчикам Абылгазы все новости, потом снова возвращался назад в юрту Капа. Она помогала при тайном вывозе девушки, и муж ее Акимхожа, догадавшись об этом, избил жену, но она стойко перенесла побои и ни в чем не призналась.
Действуя подобным образом, Абылгазы добывал все важные новости о намерениях бокенши. Сам же он держался перед своими так, словно был вовсе не причастен к делу с умыканием невесты. И он появился на сходке рода по делу Оралбая как раз тогда, когда аксакалы и карасакалы сидели, обсуждая, на что решиться: выдавать Оралбая бокенши или встать на его защиту. Абылгазы был еще довольно молод, но он смело вошел в юрту, где происходил сход, присел на колени недалеко от входа, снял с головы тымак. Голова под тымаком оказалась повязанной белым платком, словно джигит-воин уже приготовился к боевым схваткам.
Он доложил собранию, что бокенши в своих угрозах дошли до крайности, они готовятся в набег, хотят разорить аулы жигитеков и угнать их скот. И уже для них
