Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл
И вот он умер, причем бездетным, а потому наследником поместья Монксхейвен становился адвокат из Эдинбурга – какой-то дальний родственник его светлости, а собственность Хэнбери переходила после смерти миледи потомкам третьего сына сквайра Хэнбери, жившего во времена правления королевы Анны.
Вся эта путаница чрезвычайно огорчала мистера Хорнера. Он всегда противился оформлению закладной и ненавидел выплату процентов, поскольку это вынуждало миледи экономить, что, по его мнению, принижало достоинство столь высокопоставленного семейства, хотя ее светлость прикладывала все силы к тому, чтобы эта экономия по возможности касалась лишь каких-то ее личных нужд.
Бедный мистер Хорнер! Он был так холоден и суров, говорил так кратко и решительно, что, кажется, мы все относились к нему несправедливо. Пожалуй, мисс Галиндо оказалась первой, кто высказался о нем тепло и задумался о его истинной сущности, вместо того чтобы, как все мы, поскорее скрыться с глаз при его приближении.
– Мне кажется, мистер Хорнер не совсем здоров, – сказала она однажды недели через три после того, как мы получили известие о кончине его светлости. – Он сидит, подперев голову рукой, и словно не слышит, что я ему говорю.
Однако я не придала значения этому ее замечанию, поскольку мисс Галиндо больше не затрагивала эту тему. Вскоре миледи вновь начала выходить к нам, только вот из пожилой дамы превратилась в старуху. Эта маленькая хрупкая леди, одетая в платье из тяжелой черной ткани, не заговаривала о своем горе и никак не упоминала о перенесенной ею тяжелой утрате, а просто стала молчаливее, мягче и бледнее обычного, глаза ее совсем потускнели от слез, коих так и не увидел ни один из смертных.
Она все же приняла мистера Грея почти спустя месяц глубокого траура, но, думаю, даже с ним не обсуждала постигшего ее горя, словно навсегда похоронив все воспоминания о нем в глубине своей души. Однажды мистер Хорнер прислал миледи записку, в которой извещал ее, что ему очень нездоровится. К записке он приложил список указаний для мисс Галиндо и пообещал следующим утром быть в своем кабинете, но, увы, этого не произошло: он умер.
Мисс Галиндо сообщила миледи о кончине управляющего, не в силах справиться со слезами, а вот ее светлость, хоть и была чрезвычайно расстроена этим известием, плакать не могла. Казалось, что это физически невозможно, словно она уже выплакала все слезы, какие имелись у нее в запасе. Хотя мне показалось, что ее больше удивила не внезапная кончина мистера Хорнера, а тот факт, что сама она осталась жива. Было вполне естественно, что сердце верного слуги не выдержало, когда семья, которую он так любил, лишилась опоры, наследника и своей последней надежды.
Да, мистер Хорнер был верным слугой. Не думаю, что теперь можно встретить таких слуг, но, возможно, это всего лишь мои старушечьи фантазии. Когда прочитали его завещание, выяснилось, что вскоре после несчастного случая с Гарри Грегсоном мистер Хорнер положил на трастовый счет мальчика около трех тысяч фунтов, с тем чтобы тот получил достойное образование в определенных областях, в которых он проявлял большие способности. Последить за этим было поручено его душеприказчикам. В завещании также имелась приписка, предназначавшаяся миледи и служившая своего рода извинением. В ней говорилось, что хромота Гарри не позволит ему зарабатывать на жизнь физическим трудом, как того желала леди, чьи желания он, завещатель, был обязан уважать.
Впрочем, мистер Хорнер успел внести в свое завещание изменения, датированные тем самым днем, когда миледи получила известие о смерти сына. Изменения эти были написаны слабой рукой самого мистера Хорнера и напоминали черновик официального документа, который он непременно составил бы, встретившись со своим поверенным. Эта приписка аннулировала предыдущее завещание мистера Хорнера, составленное в пользу Гарри Грегсона. Управляющий оставил двести фунтов мистеру Грею, чтобы тот использовал их на обучение мальчика, в то время как все остальные его сбережения отходили ее светлости в надежде, что это поможет ей выкупить закладную, мысль о которой так терзала мистера Хорнера при жизни.
Вряд ли у меня получится пересказать содержание завещания правильным юридическим языком, ибо я слышала о нем от мисс Галиндо, которая могла допустить некоторые ошибки. Впрочем, у нее была очень ясная голова, и вскоре она сумела завоевать уважение мистера Смитсона, поверенного миледи из Уорика.
Мистер Смитсон уже немного знал о ней и по слухам, и из личного знакомства, однако, думаю, этот уважаемый господин никак не ожидал увидеть мисс Галиндо в качестве писца управляющего и потому первое время относился к ней с некоторым скепсисом, не выходившим, впрочем, за рамки вежливости. Мисс Галиндо была же не только леди, а еще и энергичной благоразумной женщиной, способной позабыть на время о своих эксцентричных манерах, и даже более того. Обычно она бывала чрезвычайно болтлива, и если бы не ее чувство юмора и доброе сердце, то могла бы утомить кого угодно. Но с приездом мистера Смитсона она немного поутихла, начала проявлять повышенное внимание к внешности и заговаривала лишь в тех случаях, когда нужно было дать ответы на вопросы юриста. Бухгалтерские книги и остальные документы у нее пребывали в идеальном порядке, в отчетах все было выверено до фартинга, так что на них можно было полностью положиться. Мисс Галиндо довольно занятно торжествовала победу над мистером Смитсоном с его презрением к женщине-секретарю и предубеждением к ее непрактичной эксцентричности.
– Видите ли, в чем дело, – заметила мисс Галиндо, когда как-то зашла ко мне немного поболтать. – Он очень хороший, благоразумный и, несомненно, прекрасный адвокат, но ему пока не дано постичь женскую природу. Уверена, что, вернувшись к себе в Уорик, он никогда больше не станет питать доверия к тем, кто уверял его, что я якобы выжила из ума. О да, моя дорогая! Он ведь действительно так обо мне думал и выказывал это в двадцать раз хуже, чем мой несчастный покойный господин. Мне думается, он просто хотел угодить ее светлости и только ради этого слушал мои замечания и изучал заполненные мною бухгалтерские книги. Ибо все мужчины полагают, что уберечь женщину от совершения всевозможных глупостей можно, лишь позволив ей вообразить себя полезной. О, поверьте, я могу прочесть этого мужчину точно раскрытую книгу. Но, к счастью, он не может прочитать меня… ну или разве что только какую-то часть меня. Если мне
