Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов
Наконец, после долгой игры, Абиш опустил скрипку, затем протянул ее степному музыканту по имени Мука. К Мука дружественно относились многие молодые джигиты этого аула, и в последнее время он часто приезжал к ним. Сам он был выходцем из дальних краев, от племени Кандар, рода Уак, соседней волости Кокен. Полюбив в родных краях девушку, этот джигит не мог соединить свою судьбу с нею и, по совету друга, Магавьи, сговорившись с невестой, забрал ее уводом. Они бежали, Абай дал им приют и защиту. Абаю и Магашу очень нравился этот незаурядный музыкант-кюйши, который также играл на скрипке. Впервые они встретили Мука в городе, слышали его исполнение. Круг Абая - Дармен, Алмагамбет, Ербол - приблизил его к себе, и вскоре он стал неизменным сподвижником и участником во всех их поэтических и музыкальных собраниях.
На протяжении всей ночи, в промежутках между сменами мясных кушаний, маститый домбрист Акылбай, кюйши-скрипач Мука, певец-кюйши Алмагамбет тихонько наигрывали на инструментах и напевали голосом новые для них мелодии, которые привез Абдрахман. Так они постарались запомнить польскую мазурку, еще некоторые танцы.
И в какой-то момент Мука заиграл на скрипке некую заунывную, надрывную мелодию. Он играл старательно, держа корпус прямо, стараясь не покачивать скрипкой, двигая только рукою, водившею смычком. Словом, Абиш заметил, что техника и приемы игры у Мука слабоваты, на уровне провинциальных скрипачей-самоучек. Мелодия песни, тем не менее, в исполнении Мука брала за душу, в ней слышалась подлинная грусть и печаль. Когда он, сыграв куплета два, остановился, Абиш живо обернулся к скрипачу и спросил, что это за мелодия.
Мука с вполне уверенным видом заявил:
- Песня эта русская, называется она «Томнай места».
- «Темное место»? - переспросил Абдрахман и задумался, стараясь вспомнить. - Нет, не слышал... Похоже на вальс. Судя по названию, тебе пришлось услышать эту песню в каком-то темном месте, а? Ну-ка, признавайся, в каком таком «том-най места» ты ее разучил? - стал шутливо приставать к Мука Абиш.
Засмеялись Магаш с Какитаем, явно знавшие что-то. Словно чем-то смущенный, Магаш пошептался со сверстником, затем во всеуслышание громко сказал:
- Е! Видишь, чуткие люди сразу раскусили тебя! Придется тебе во всем признаваться. Айналайын, выкручивайся теперь сам, как знаешь!
Молодежь затихла, стыдясь Абая, которому не было известно о кое-каких их делишках в городе. Однако Мука, казалось, ничем не был смущен. Он преспокойно начал рассказывать:
- Эту песню я услышал в той самой сторонке, где в гостеприимных домах встречаются щедрые на любовь женщины. Одна из таких, совсем молоденькая, скромненькая с виду и невинная, спела эту песню, вся обливаясь слезами. Кто сочинил эту песню, я не знаю, но можно предположить, что ее сочинила сама девушка, попавшая в такое ужасное место...
Никто в доме не стал ни расспрашивать дальше, ни поддерживать этого разговора. Молодежь была охвачена непритворной робостью перед Абаем-ага. Увидев это, Абай шутливо произнес:
- Видать, некоторым и плохие похождения идут на пользу! Твой рассказ явно приводит к такому утешительному выводу, Мука! Хотя должен тебя предостеречь - не всегда дурные приключения могут принести пользу для твоей доброй души! Ты можешь, однако, убедиться в этом, посещая подобные заведения. И нас трудно будет убедить, что это хорошее дело, не так ли, уважаемые?
Так Абай в своем духе выговорил молодежи. Мука и все остальные сидели пристыженные, переглядываясь и смущенно посмеиваясь.
И все же - впервые эта лучшая степная молодежь встретилась с человеком своего поколения, прибывшим издалека, сведущим в высоком искусстве и обладающим большими знаниями. И этим человеком был их старший собрат, такой же, как и они, человек степи - родной Абиш, по которому они столь истосковались!
На другой день люди, встречавшие Абиша, стали разъезжаться. В час утренней дойки кобылиц, собравшись в доме Абая за кумысом, молодежь стала обсуждать, кто куда поедет.
Абдрахман собирался посетить очаг старшей матери, Улжан, скончавшейся в прошлую зиму. Он хотел совершить молитвенное чтение Корана на ее могиле. Также он хотел навестить свою родную мать Дильду, в том же ауле. Вместе с Абишем решили ехать Магавья, Дармен, Какитай, Алмагамбет.
Когда все вышли из юрты и подошли к коновязи, их ожидали оседланные кони. Соблюдая обряд вежливости, Алмагамбет сначала подвел коня старшему, Абишу. После него стали усаживаться в седла остальные его братья и друзья.
Еще вчера ходивший без седла, светло-гнедой с черной гривой и таким же хвостом конь сегодня был богато убран: уздечка украшена чеканным серебром, кавказский узор вытиснен на подпругах, подхвостнике, подседельник обшит синим сукном, прекрасное седло покрыто темно-розовым сафьяном. Вся конская сбруя была прекрасно подогнана к ладному, с подтянутым животом скакуну, достойному молодого джигита. Когда Абиш вскочил в седло, конь под ним слегка присел и, закусив удила, скакнул вперед, затем легко пошел боком вперед, прядая острыми, как камышовые листы, ушами. Абиш с живым вниманием следил за каждым его движением, стараясь в короткой, азартной борьбе привести коня к послушанию. Приостановившись, конь заплясал на месте, гвоздя передними копытами землю.
Впереди толпы молодых людей, вышедших проводить Аби-ша, стояла Айгерим. Любуясь на него, которому было явно по душе укрощение строптивого жеребца, вглядываясь в его разрумянившееся лицо и смеющиеся глаза, - она все же тревожилась за него.
- Айналайын, будь осторожен! Какой дикий нрав у твоего коня, милый! - воскликнула она, улыбаясь, и слегка покраснела, смутившись.
К этому времени все отъезжающие уже были в седлах. Абиш наклонился в сторону Айгерим и крикнул в ответ:
- Не бойся, киши-апа! Конь что надо!
Выехав за аул, конь под Абишем продолжал баловать, выступая боком и скача мелкой иноходью. Но седок не подгонял его, не давал поводьев и предпочитал ехать неторопливо, держась немного в сторонке от остальных спутников. Давно не садившийся на коня, истосковавшийся по степи, по ее вольным просторам, зеленым холмам, чистым рекам и живому воздуху джайлау, джигит хотел сейчас со всем этим встретиться наедине, потому и отдалился от всех. Его душа, полная радостью от встречи с родными людьми, ширилась теперь от счастья свидания с родным краем. Ему казалось, что и весенний джайлау находится сейчас в таком же состоянии радости и молодого счастья, - им наполнен прохладный ветерок, бегущий
