Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл
Если же не находилось дел в кладовке, миссис Медликот поручала нам заготавливать пилюли из хлеба, чтобы не растерять сноровки, и, насколько я могу судить, действовали они весьма эффективно. Ведь прежде чем отдать коробочку с пилюлями больному, миссис Медликот рассказывала, каких симптомов следует ожидать, и на мой вопрос о самочувствии больные почти всегда отвечали, что им стало лучше. Помню одного старика, каждый вечер принимавшего по шесть таких пилюль, чтобы заснуть. Когда его дочь забывала уведомить нас о том, что все пилюли вышли, несчастный становился очень беспокойным и нервным, и ему начинало казаться, что он не доживет до утра. Полагаю, мы занимались тем, что сейчас называют гомеопатией.
Кроме того, мы учились готовить всевозможные пироги, печенья и сезонные блюда. К примеру, на Рождество мы подавали на стол овсянку со сливами и пироги с рубленой говядиной, на масленичной неделе – блины и оладьи, в материнское воскресенье – сладкую пшеничную кашу с корицей, на Страстной неделе – фиалковые кексы, в Пасхальное воскресенье – пудинг из пижмы, на Троицу – треугольные пирожки, и так далее в течение всего года. Все эти кушанья готовились по старинным церковным рецептам, доставшимся миледи в наследство от одной из ее прародительниц-протестанток.
Каждая из нас проводила часть дня в обществе леди Ладлоу и время от времени выезжала с ней вместе на прогулку в запряженной четверкой лошадей карете. Она отказывалась выезжать со двора, если кучер запрягал лишь двух лошадей: считала это ниже своего достоинства. К тому же только четыре лошади могли вытянуть тяжелую карету из вязкой грязи проселочных дорог. Это средство передвижения было слишком громоздким для узких тропок Уорикшира, и я частенько думала, как хорошо, что в округе не так много графинь, ведь если бы на нашем пути вдруг встретилась столь же высокопоставленная леди в запряженной четверкой карете, мы попросту не смогли бы развернуться, разъехаться или сдать назад. Однажды, когда мысль об опасности встречи с другой графиней на узкой, изрытой глубокими колеями дороге окончательно лишила меня покоя, я решилась поинтересоваться у миссис Медликот, как пришлось бы поступить в таком случае. И та ответила, что дорогу, конечно же, уступил бы тот, кто был происфетен постнее[6], то есть моложе. Тогда такой ответ несказанно меня озадачил, но теперь я понимаю, что имела в виду наша немка. После того разговора я начала понимать назначение «Книги пэров», которая казалась мне прежде невероятно скучным чтивом. Но, поскольку во время поездок в карете меня всегда терзал некоторый страх столкновения, я не сочла за труд узнать, когда каждый из трех графов Уорикшира получил свой титул. Какова же была моя радость, когда выяснилось, что граф Ладлоу шел вторым по счету, в то время как самый старый из графов давно овдовел и слыл таким страстным охотником, что вряд ли выехал бы из дома в карете.
Впрочем, я слишком увлеклась и совсем позабыла о своем намерении рассказать вам о мистере Грее. Впервые мы увидели его в церкви, когда он читал свою первую проповедь в нашем приходе. Это был невысокий худощавый мужчина с очень красным, как у блондинов или очень застенчивых людей, лицом и лишенными пудры светлыми вьющимися волосами. Помню, что сей факт не ускользнул от внимания миледи: несмотря на то что после голода 1799–1800 годов пудра для волос облагалась налогом, отказывавшиеся пользоваться ею считались чуть ли не ярыми революционерами и якобинцами. Миледи не слишком высоко ценила мнение тех, кто не носил парики, и хотя считала предрассудком утверждение, что без париков ходит только чернь (как и было в дни ее юности), наличие таковых по-прежнему ассоциировалось у нее со статусом и благородным происхождением, а отсутствие оных – с тем классом, из которого вышли бунтовщики, устроившие массовые беспорядки в 1780 году. При упоминании имени их предводителя лорда Джорджа Гордона миледи до сих пор становилось страшно. Она рассказывала нам, что ее мужа и его братьев нарядили в длинные штанишки и обрили им головы в возрасте семи лет. На седьмой день рождения старая леди Ладлоу неизменно дарила каждому из своих сыновей по красивому маленькому парику, изготовленному по последнему слову моды, и с тех пор вплоть до самой своей смерти они больше ни разу не видели собственных волос. Ходить без парика и пудры, как позволяли себе дурно воспитанные леди и джентльмены, считалось нарушением всяких приличий и приравнивалось к хождению без одежды. Люди без париков были этакими английскими санкюлотами[7]. Однако мистер Грей все же немного припудривал волосы, потому и не упал в глазах ее светлости. Только вот количества этой пудры было недостаточно, чтобы решительно признать его человеком благородным.
В следующий раз я увидела его в большом зале поместья. Мы с Мэри Мейсон, воспитанницей, собирались на прогулку с миледи и, когда спустились вниз, одетые в свои лучшие накидки и шляпки, увидели мистера Грея, ожидавшего появления леди Ладлоу. Полагаю, он наносил подобные визиты вежливости и прежде, но мы ни разу с ним не сталкивались. К тому же он отклонил ее приглашение провести вечер воскресенья в Хэнбери-Корте (как регулярно поступал мистер Маунтфорд, чтобы, ко всему прочему, сыграть в партию-другую в пикет), что, по словам миссис Медликот, вызвало огромное неудовольствие миледи.
Он покраснел еще гуще, когда мы вошли в зал и присели в реверансе, а потом несколько раз кашлянул, как если бы собирался с нами заговорить, если бы только нашелся что сказать. И чем чаще он кашлял, тем краснее становился. Стыдно признаться, но мы едва не рассмеялись, отчасти еще и потому,
