Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл
Миледи вошла в зал своим быстрым шагом – она всегда ходила быстро, когда забывала, что должна опираться на трость, – словно бы досадуя, что заставила нас ждать, и тут же присела в одном из своих чрезвычайно грациозных реверансов, искусство исполнять которые, как мне кажется, исчезло с ее смертью. В ее реверансе было столько учтивости, что с его помощью она словно говорила: «Мне так жаль, что вам пришлось ждать. Простите».
Ее светлость подошла к камину, где стоял в ожидании священник, и вновь присела в реверансе – на этот раз еще более глубоком – отдавая дань уважения его сану, а еще потому, что она хозяйка дома, а он гость. Миледи осведомилась, не желает ли мистер Грей поговорить в ее кабинете, и уже развернулась, чтобы последовать туда вместе с ним, но в этот момент священник прервал наконец молчание и сбивчиво, с трудом переводя дух, заговорил о причине своего визита. Он был настолько взволнован, что его большие голубые глаза, в которых стояли слезы, с каждым словом округлялись все сильнее.
– Миледи, я пришел для того, чтобы попросить вас оказать влияние на мистера Лэтома, судью из Хатуэя.
– Гарри Лэтома? – переспросила ее светлость, когда святой отец на мгновение замолчал, чтобы перевести дух. – Не знала, что он получил должность судьи.
– Да, его назначили совсем недавно… присягу принял всего месяц назад. И это тем более достойно сожаления.
– Не понимаю, почему вы так об этом сожалеете. Лэтомы жили в поместье Хатуэй со времен Эдуарда Первого. Мистер Лэтом славный джентльмен, хотя, возможно, иногда бывает вспыльчив…
– Миледи! Он приговорил Джоба Грегсона к тюремному заключению за воровство, хотя он так же неповинен в этом, как и ваш покорный слуга. Дело передали в суд, все улики свидетельствуют о его невиновности, только вот местные сквайры так сплотились, что их никак нельзя склонить к принятию справедливого решения. Они вознамерились отправить Джоба за решетку, дабы угодить мистеру Лэтому, ведь это его первое дело и, видите ли, будет невежливо указать ему на то, что против обвиняемого нет ни одной улики. Богом заклинаю вас, миледи, поговорите с этими господами! Вас они послушают, в то время как мне говорят, чтобы не лез не в свое дело.
Проблема была в том, что миледи всегда стояла на стороне представителей своего сословия, а Лэтомы из Хатуэя – близкие родственники Хэнбери. К тому же тогда было принято поощрять новичка, назначенного на должность судьи, тем, что выносили весьма строгий приговор по его первому делу. Кроме того, Джоб Грегсон приходился отцом девушке, которую совсем недавно уволили с должности посудомойки из-за того, что она нагрубила миссис Адамс, личной служанке ее светлости, да и мистер Грей не назвал ни одной из причин, по которым считал Джоба Грегсона невиновным. Святой отец был очень взволнован, говорил слишком торопливо, и, как мне показалось, готов был вынудить миледи немедленно отправиться в здание суда в Хенли, поскольку обстоятельства складывались отнюдь не в пользу обвиняемого, а из свидетельств его невиновности имелась лишь ничем не подтвержденная уверенность мистера Грея. Посему миледи чуть выпрямилась и произнесла:
– Мистер Грей! Я не вижу причин, по которым мне или вам следовало бы вмешиваться в это дело. Мистер Гарри Лэтом – здравомыслящий молодой человек, вполне способный установить истину без нашей помощи…
– Но ведь появились новые доказательства, – перебил ее светлость мистер Грей, и та, поджав губы, заговорила с ним чуть холоднее:
– Полагаю, эти новые доказательства известны суду, где заседают люди из хороших семей, с прекрасной репутацией, пользующиеся уважением и известные всей округе. Вполне естественно, что мнение одного из их коллег имеет для них гораздо больший вес, нежели слова какого-то Джоба Грегсона, подозреваемого в браконьерстве. Откуда он тут взялся, никому не ведомо: самовольно поселился на землях Хейрмана, которые, как мне кажется, находятся за пределами нашего прихода, и посему вы не несете никакой ответственности за то, что там происходит. И хотя судьи повели себя не слишком вежливо, посоветовав вам не лезть не в свое дело, в их словах все же есть доля правды, – с улыбкой произнесла ее светлость, – и они вполне могут пожелать дать мне точно такой же совет, если я надумаю вмешаться. Вы так не считаете, мистер Грей?
Святой отец выглядел крайне смущенным и даже слегка раздраженным. Пару раз он порывался что-то сказать, но вовремя заставлял себя остановиться, как если бы считал собственные слова неразумными и неосторожными. Наконец он заговорил:
– Я здесь человек новый, и, пожалуй, с моей стороны несколько самонадеянно составлять мнение о человеке, которое идет вразрез с мнением местных жителей…
Миледи еле заметно кивнула, как если бы признавала правоту его слов, и мне показалось, что сделала это непроизвольно. Впрочем, святой отец все равно этого не заметил и продолжил:
– Но я абсолютно уверен, что Джоб Грегсон невиновен. К тому же судьи и сами не отрицают того, что решили соблюсти нелепый обычай, поддержав вердикт, вынесенный новым судьей по его первому делу.
В недобрый час святому отцу вздумалось применить слово «нелепый», ибо в одно мгновение он уничтожил то хорошее впечатление, которое начала было производить на миледи его речь. Я без лишних слов поняла, сколь сильно оскорбило ее светлость это высказывание того, кто клеймил тех, кто по социальному положению стоял гораздо выше его. К тому же с его стороны было довольно бестактно вести подобные разговоры, учитывая, кто перед ним стоял.
Леди Ладлоу прервала молчание и заговорила медленно и вкрадчиво; так происходило всегда, когда ее внезапно охватывало раздражение, это мы уяснили уже давно.
– Полагаю, мистер Грей, нам лучше прекратить этот разговор, поскольку мы все равно не придем к согласию.
Пунцовое лицо святого отца стало почти багровым, а потом вдруг резко побледнело. Думаю, и он, и миледи забыли о нашем присутствии, а мы слишком робели, чтобы напомнить им о себе, и теперь с величайшим интересом прислушивались к беседе.
Мистер Грей выпрямился в полный рост с каким-то подсознательным чувством собственного достоинства. Низкорослый и неказистый, он всего несколько минут назад не знал, куда деваться от смущения и неловкости, но теперь, заговорив, пробудил во мне почти такой же благоговейный трепет, какой я всегда испытывала в присутствии ее светлости.
– Считаю своим долгом напомнить вашей светлости, что моя обязанность состоит в том, чтобы разговаривать с прихожанами о предметах, наши мнения в отношении которых могут разниться, но я не имею права молчать лишь потому,
