Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров

Доктор Крюгер, кряхтя, поднялся с дивана. Для этого ему пришлось упереться ладонями в колени. Майор Крюгер нисколько не напоминал своего коллегу Вайсмюллера, судового врача субмарины, на которой прибыл Шлоссенберг. Он был невысокий, кругленький и пухлый, но его похожее на ком непропеченного сероватого теста лицо отнюдь не излучало добродушия, свойственного, согласно широко распространенному мнению, большинству полных людей. Рыжеватые с проседью волосы были расчесаны на косой пробор, маскируя проклюнувшуюся на темени плешь, короткие, поросшие рыжей шерстью пальцы напоминали волосатые сардельки, а маленькие поросячьи глазки вечно оставались мутными, будто спросонья. Невнятно бормоча что-то неприязненное, он приступил к осмотру, ощупывая Павла с равнодушной бесцеремонностью коновала, ставящего диагноз захворавшей лошади. Вблизи от доктора сильно пахло табачным перегаром и гнилыми зубами, и было видно, что из ноздрей у него торчат пучки жестких темных волос.

— У вашего пленника весьма потрепанный вид, бригаденфюрер, — пуская дым в потолок, светским тоном заметил майор Штирер. — Вы не находите, что это как-то не по-рыцарски?

— Он не мой пленник, а военнопленный, — сдержанно отозвался комендант, бросив беглый взгляд в сторону доктора Крюгера.

— Ну, я бы сказал, что это не простой военнопленный. Ведь вы, бригаденфюрер, взяли его практически в схватке один на один, прямо как на рыцарском турнире. О подробностях этого поединка среди ледяных волн Баренцева моря ходят легенды…

— Не понимаю, как легенды могут ходить среди ледяных волн, — холодно заявил Шлоссенберг.

— Я просто оговорился, — с коротким смешком признал инженер. — Имелось в виду, что среди ледяных волн состоялся поединок. А легенды ходят среди личного состава, из уст в уста, как и положено легендам.

— Любопытно, откуда эти подробности стали известны личному составу?

— Разумеется, от очевидцев и участников легендарной битвы! — воскликнул Штирер. — По их словам, исход сражения мог быть иным, не окажись торпедные аппараты катера пустыми. Ты… гм… вы сильно рисковали, бригаденфюрер. Слишком сильно, если речь идет о простом военнопленном.

Шлоссенберг укоризненно покачал головой.

— Жаль, что субмарина ушла, — сказал он. — Я испытываю сильное желание побеседовать с капитаном Майзелем по поводу дисциплины на борту. Впрочем, она еще вернется, и у нас будет случай обсудить этот вопрос… А что касается пленного, то, простой или нет, это враг. А у побежденного врага должен быть именно такой вид. Не хватало еще, чтобы он разгуливал тут одетый с иголочки, с румянцем во всю щеку и благоухал латиноамериканскими сигарами!

— Особенно если враг идейный, а правительство его страны воздержалось от подписания Женевской конвенции, — невинным тоном добавил инженер.

— Вот именно, — жестко подтвердил бригаденфюрер. — Что же до риска, то я уже объяснял вам, герр Штирер: информация, которой располагает этот человек, может сыграть решающую роль в развитии военных действий на Севере.

— Поэтому я и говорю: он выглядит не лучшим образом. Еще немного, и этот источник ценной информации может отправиться к праотцам.

Бригаденфюрер поместил в уголок красивого, твердо очерченного рта сигарету и крутанул колесико зажигалки.

— Пока он молчит, ссылаясь на амнезию, источник информации из него точно такой же, как из любого другого заключенного, — не совсем внятно проговорил он, прикуривая. — Возможно, свойственное всему живому стремление как-то облегчить свою участь наконец прочистит ему мозги!

— Труд исцеляет, — не прерывая осмотра, внес свою лепту в их спор доктор Крюгер.

— Особенно каторжный, — фыркнул инженер. — Вы еще скажите: арбайт махт фрай, работа делает свободным!

— Конечно, делает, — убежденно подтвердил Крюгер и, немного подумав, добавил: — Разумеется, не в данном конкретном случае.

Тлеющий в тени зеленого абажура огонек сигареты разгорелся ярче, в конусе света заклубился с силой вытолкнутый из легких дым.

— Вы закончили, доктор? — осведомился бригаденфюрер тоном, ясно говорившим о том, что он считает вмешательство майора Крюгера в разговор по меньшей мере неуместным. — И каков диагноз?

Врач пожал жирными плечами, вытирая пальцы носовым платком.

— Диагноз прежний, — сообщил он, — практически здоров. Ну, само собой, настолько, насколько вообще может быть здоровым человек, существующий в условиях трудового концентрационного лагеря.

Бригаденфюрер вздохнул и с силой ввинтил сигарету в услужливо пододвинутую Штирером пепельницу.

— Сегодня странный день, — пожаловался он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Мои подчиненные слово-блудят с таким рвением, словно именно в этом заключается их долг перед Великим Рейхом… Мне наплевать на его физическое здоровье, майор! Из всех его внутренних органов меня интересует только мозг. И надеюсь, вы понимаете, что, говоря о мозге, я подразумеваю головной мозг, а не спинной или костный.

— Виноват, бригаденфюрер, — отозвался врач тоном, свидетельствующим о том, что он вовсе не считает себя в чем-то виноватым. — Физическое состояние пациента — важнейший фактор, исходя из которого можно судить, доживет ли он до того дня, когда к нему вернется.

— Это очевидно, — нетерпеливо оборвал его Шлоссенберг. — Но меня это не интересует, я сам вижу, что в данный момент его жизни ничто не угрожает. Интересуясь диагнозом, я говорил об амнезии и ни о чем ином, кроме нее!

Крюгер виновато и вместе с тем обиженно развел руками.

— Увы, бригаденфюрер, ретроградная амнезия — не осколочное ранение, она не имеет внешних признаков. Я вижу, что рана у него на затылке затянулась и скоро окончательно заживет, но о том, что творится внутри его головы, можно судить только с его же слов, да и то лишь косвенно…

Комендант устало потер ладонями щеки и закурил новую сигарету.

— Если я вас правильно понял, майор, медицина в данном случае бессильна, — сказал он с полувопросительной интонацией. — А вот мне доводилось слышать о методике, согласно которой последствия пережитого потрясения можно устранить при помощи нового потрясения, такого же или даже более сильного…

— Ударить его по затылку кувалдой, — иронически пробормотал Штирер в поднесенный к губам бокал.

Генерал свирепо покосился в его сторону, но промолчал, ограничившись многозначительным покашливанием в кулак.

— Прошу прощения, бригаденфюрер, — растерянно произнес врач. — Боюсь, я не совсем понимаю, о чем…

— Об испуге, — ответил на его незаданный вопрос Шлоссенберг. — Говорят, если человека сильно напугать — например, неожиданно выстрелить у него над ухом из пистолета, — он может излечиться даже от самого сильного заикания.

— Но бригаденфюрер!.. — запротестовал Крюгер. — Это же абсолютно разные вещи! Вы говорите о психологической травме, а контузия — это органическое повреждение головного мозга, которое…

— Это я уже слышал, — перебил его Шлоссенберг. — Откуда нам знать, что его амнезия — следствие контузии, а не пережитого в последнем бою психологического шока? Вы можете поручиться за это головой? Верно, не можете! И другой способ лечения предложить не можете тоже… Да что там говорить! Ведь вы, как и