Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров
Павел подавил вздох. На командирских курсах им старательно вдалбливали в головы простую и, по уверениям преподавателей, часто оказывающуюся спасительной истину: никогда, ни при каких обстоятельствах не считайте противника глупее себя, это всегда плохо кончается. Один раз он уже решил, что может запросто перехитрить бригаденфюрера СС, и не погорел только благодаря счастливой случайности. Сутулый и близорукий ефрейтор фольксштурма, который сегодня наблюдает за заключенными в штольне, — это, конечно, не Шлоссенберг, но и его, надо думать, родители нашли не на помойке. А что, если он не поленится заглянуть в трещину и посветить туда фонариком?
Правда, выбора все равно нет, а значит, все решает время. Чем дальше Павел успеет уйти до того, как его хватятся, тем больше у него шансов добраться до своих. Хотя какие там шансы, это же курам на смех…
Он выглянул из ниши и увидел, что надзиратель по-прежнему, как приклеенный, торчит около пулеметного гнезда. Теперь он уже не махал руками, а, наклонив голову, прислушивался к тому, что, перекрикивая грохот отбойных молотков, чуть ли не в самое ухо орал ему пулеметчик.
— Чао, белла, — вполголоса сказал им Павел, протиснулся в узкий лаз и, переступив через конвульсивно дергающийся в груде щебня молоток, ощупью двинулся навстречу неизвестности.
Каменистое плато, прорезанное глубокими впадинами и трещинами, круто обрывалось с одной стороны к морю, а с другой — к фьорду, который, извиваясь и ветвясь, глубоко врезался в сушу. Крупные валуны были пестрыми от затянувших их мхов и лишайников, скудная почва поросла невысокой травой, которая сейчас, в разгар короткого северного лета, зеленела свежо и радостно, будто торопясь вдоволь покрасоваться перед наступлением холодов, — здесь, недалеко от полярного круга, они всегда были не за горами. Дующий со стороны моря ровный сильный ветер трепал ее и мял, но трава держалась стойко — ей было не привыкать.
Иногда среди колышущихся травинок неярко поблескивал металл, и тогда Павел, осторожно раздвинув руками гибкие стебли, затаив дыхание, снимал растяжку и вывинчивал взрыватель.
Трещина в скале, по которой он покинул бункер и в которой дважды застрял бы намертво, не окажись при нем подброшенной незабвенным итальянцем кирки, вывела его не к береговой батарее и не к пулеметному гнезду, а на минное поле. Его эскапада могла бы кончиться прямо там, в метре от дыры, которую он раскопал, выбираясь на поверхность, если бы не хваленая немецкая аккуратность, местами, на взгляд Павла, граничившая с полным идиотизмом: утыкав подходы к бункеру минами, фрицы свели собственные усилия на нет, оплетя минное поле колючей проволокой и понаставив всюду табличек с надписью: «Осторожно, мины!»
Одну такую табличку Павел заметил сразу же, как только выбрался из своей ямы, с головы до ног перемазанный землей, как восставший из могилы вурдалак. Правда, намного легче ему от этого предупреждения не стало: на краткосрочных командирских курсах его очень подробно ознакомили с устройством и принципом действия всех типов морских мин и торпед, а вот о сухопутных противопехотных минах он имел лишь самое общее и весьма смутное представление. В них, как и в морских минах, должен иметься взрыватель, который, по идее, можно удалить — вот, собственно, и все, что было ему известно.
Какое-то время он пытался просто обходить мины стороной, ужом проползая мимо этих смертоносных сюрпризов. Но фрицы потрудились на совесть, мины стояли густо, и очень скоро он понял, что попытка обезвредить мину, не зная ее устройства, все же не так рискованна, как предпринимаемые им в данный момент акробатические этюды в горизонтальной плоскости.
«Инстинкт самосохранения и здравый смысл», — вспомнил он, осторожно берясь двумя пальцами за детонатор первой мины, которую решился обезвредить, и невесело усмехнулся: ни тем, ни другим в его действиях даже и не пахло.
Мины, на его счастье, оказались из самых простых, нажимного действия, и за первой без каких-либо сюрпризов последовали вторая, третья и так далее, до бесконечности. Он полз на животе, слушал, как свистит в траве обжигающий спину и руки ледяным дыханием полюса северный ветер, снимал закоченевшими, негнущимися пальцами растяжки, вывинчивал взрыватели и понемногу тупел, переставая понимать, зачем он это делает, и теряя счет времени.
А время между тем не стояло на месте. Короткий северный день разгорался все ярче, почти не греющее солнце совершало свою обычную прогулку вдоль горизонта. Сирены тревоги пока молчали, но Павел знал, что это ненадолго. Скоро они тоскливо и оглушительно взвоют на весь фьорд, эхо подхватит эту зловещую музыку и начнет перекатывать от одного скалистого берега к другому. И сразу закрутится обычная в таких случаях карусель: из бункера во все стороны ручейками разбегутся поисковые группы, разъедутся по заданным квадратам, замыкая кольцо оцепления, бронетранспортеры и грузовики с солдатами. Пятнистый, как жаба, сторожевой катер отдаст швартовы и пойдет, буравя и пеня спокойную воду фьорда, вдоль береговой линии, как пальцами, ощупывая тонкими подвижными стволами счетверенной артиллерийской установки каждый выступ скалы, каждую расселину, каждый укоренившийся в щели между камнями пучок травы. Овчарки будут рваться с поводков, захлебываясь от ярости, и скоро, очень скоро одна из них возьмет след уходящего пешком через чужую неприветливую страну беглеца…
Потом он опять увидел впереди ограждение из колючей проволоки, за которым хмурой глыбой серого бетона приник к земле дот — приземистое, мощное сооружение, угрюмо таращившее на него пустые горизонтальные глазницы амбразур. Павел заскучал, распластавшись по земле среди сырого мха и травы, и снова подумал, что никакое везенье не бывает бесконечным. В своей полосатой черно-белой робе с нашитыми на спине и груди алыми треугольниками он заметен на этом поле не хуже, чем шальной таракан на праздничной скатерти. Сейчас пулеметчик, какой-нибудь Ганс или даже тезка по имени Пауль закончит осмотр только что извлеченной из ноздри козявки, разотрет ее пальцем по шершавому бетону стены, выглянет от нечего делать в амбразуру и изумленно воскликнет: «О майн либер Готт!» А потом упрет в плечо деревянный, окованный железом приклад, проверит ленту, поправит прицельную планку, оттянет затвор и потратит сколько-то там патронов на то, чтобы угомонить, наконец, не в меру резвого и везучего гефтлинга…
Дот молчал. Ветер путался в дерне, которым он был для маскировки обложен сверху,
