Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров
— Вечер добрый, Петр Григорьевич, — приветствовал майора Щербаков. Никольский ограничился коротким кивком. — Проходи, присаживайся. Мы тут как раз собрались чайком побаловаться. Присоединишься?
— Чаек — это хорошо, — энергично потирая над плитой костлявые ладони, сказал майор. — Пожалуй, не откажусь. На дворе черт знает что творится, так что чаек, думаю, в самый раз будет. Да и хорош он у вас, чаек-то!
— Пахоменко балует, — усмехнулся каперанг и, не вставая, снял с полки еще одну кружку. — Все лето какие-то травы собирал и сушил. Где он их только находит в здешних краях, ума не приложу.
— Отменный чаек! — повторил Званцев, расстегивая шинель и подсаживаясь к столу.
— А то как же, — глядя мимо него на огонек коптилки и сосредоточенно дымя папиросой, нейтральным тоном произнес начальник артиллерийской разведки. — В гостях и чаек крепче, и сахарок слаще.
Особист бросил на него долгий пристальный взгляд, который Никольский благополучно проигнорировал.
— Вообще-то, Иван Яковлевич, я к вам по делу, — обратился майор к Щербакову. — Нужен ваш совет.
— Ну-ну, — с заинтересованным видом произнес каперанг, подвигая к нему курящуюся горячим пахучим паром жестяную кружку, — излагай свое дело, слушаю тебя внимательно.
Майор снова покосился на Никольского, на этот раз с явным намеком, но начальник разведки проигнорировал этот взгляд так же, как и предыдущий. Он тоже явился сюда не чаи распивать, был старше по званию и не собирался торчать за дверью в компании связиста и вестового, пока майор Званцев будет разводить здесь свои не стоящие выеденного яйца секреты.
— Я слушаю, — повторил Щербаков, тоном давая понять, что и у него есть дела, от которых его оторвало появление обряженного во флотскую шинель майора НКВД Званцева.
— Пришел запрос из фильтрационного лагеря, — сказал майор, беря с блюдечка кусок желтоватого, твердого, как скала, рафинада и ловко раскалывая его пополам спинкой хозяйского финского ножа. — Если я не ошибаюсь, вы должны помнить человека, которого этот запрос касается. Он служил под вашим началом в прошлом году, еще когда вы командовали отрядом торпедных катеров. Лейтенант Лунихин Павел Егорович — не припоминаете?
— Паша Лунихин объявился? — радостно удивился каперанг. — Вот так сюрприз! Ай да молодец! Мы его похоронили, а он, оказывается, живехонек! Железный парень. Прямо как в песне: смелого пуля боится, смелого штык не берет…
— Гм, — с явным сомнением произнес Званцев, посасывая сахар. — Лунихин это или нет, еще надо установить — откуда, собственно, и запрос, с чем я к вам и пожаловал. Да и насчет молодца — не знаю, не знаю… Там разберутся, из какого металла он сделан, этот железный парень, нет ли на нем крупповского заводского клейма…
Он глотнул горячего чая, крякнул, расстегнул полевую сумку, порылся там и достал надорванный конверт с треугольным штампом полевой почты. Адрес был отпечатан на машинке, как и текст извлеченного из конверта письма. В левом верхнем углу виднелась прихваченная канцелярской скрепкой плохонькая черно-белая фотография.
— Взгляните, товарищ капитан первого ранга, — Званцев показал фотографию Ивану Яковлевичу, держа запрос в руках и старательно прикрывая пальцами текст. — Он?
Щербаков взглянул.
— Лунихин, — сказал он уверенно. — Только здорово похудел и обрит наголо. Но он, точно, он. Значит, живой.
— То есть вы официально подтверждаете, что изображенный на фотографии человек — Павел Егорович Лунихин, лейтенант, командир торпедного катера?
Капитан первого ранга поднял на Званцева удивленный взгляд.
— Ты чего хлебнул, майор? Мы что, на допросе?
Особист слегка смешался — как показалось Щербакову и Никольскому, притворно — и сказал, убирая запрос обратно в конверт, а конверт в полевую сумку:
— Виноват, товарищ капитан первого ранга. Но вы поймите, запрос официальный. Значит, и ответ должен быть официальный, по всей форме, не допускающий разночтений. Приходится, знаете ли, соответствовать. Что поделаешь — служба!
— Ну, раз служба, пиши: подтверждаю. Что я, Лунихина не знаю? Геройский парень, — повернувшись к Никольскому, добавил каперанг. — А главное, везучий. Для командира торпедного катера везенье — первейшее дело! Он еще в начале прошлого лета пропал, катер из поиска не вернулся. В таких случаях, сам знаешь, вариантов нет, а он, гляди-ка, живой! Ей-богу, в рубашке родился.
Начальник артиллерийской разведки задумчиво покивал, соглашаясь. Баренцево море — не теплый Каспий, здесь гибель корабля почти в ста процентах случаев автоматически означает и поголовную гибель экипажа. Особенно если речь идет о легком торпедном катере, на котором не то что шлюпки — даже двери деревянной не найдешь, чтобы продержаться на плаву. Да и какой прок от деревяшки, если температура воды даже летом близка к точке замерзания?
Капитан второго ранга Никольский был умный человек и неплохой шахматист, да к тому же опытный, бывалый разведчик. Тот факт, что незнакомый ему лейтенант уцелел, потеряв катер, и объявился в фильтрационном лагере почти через год после своего исчезновения, наводил на неприятные мысли о том, каким именно образом ему удалось выжить и где он провел все эти долгие месяцы. Быстро просчитав дальнейшие перспективы лейтенанта Лу-нихина, Никольский пришел к неутешительному выводу, что тому лучше было бы погибнуть вместе с катером.
Званцев застегнул полевую сумку и завозился, выбираясь из-за стола.
— Погоди, Петр Григорьевич, ты куда это собрался? — удивился Щербаков. — А чаек-то?
— За чаек спасибо, — застегивая шинель, сказал майор, — чаек знатный. Прошу извинить — дела!
— Постой-постой, — запротестовал каперанг, — так не годится! Во-первых, допей, нечего продукт попусту переводить. Что, Пахоменко зря старался? А во-вторых, объясни толком, что там с Павлом. Я его командир и имею право знать. В конце концов, я за него в ответе!
Званцев с сомнением пожевал тонкими губами, опять недовольно покосился на Никольского и вздохнул.
— Если честно, Иван Яковлевич, — сказал он, — я бы вам не советовал брать на себя ответственность за его художества.
— Ты, брат, чином не вышел советы мне давать, — с флотской прямотой отрубил каперанг. — Садись, выкладывай, что это за художества такие, из-за которых я от своего лучшего командира катера отрекаться должен? Садись-садись, майор, выполняй приказание старшего по званию!
Званцев неохотно уселся обратно на табурет, стянул с головы ушанку и сунул ее под стол,
