Мимочка - Лидия Ивановна Веселитская

поэтому надо выезжать с запасами. Мимочка сидела одна у открытого окна и тоже глядела на молодой месяц и мечтала. Кто бы он был? Кто он? Куда и зачем едет? Она видела у него обручальное кольцо. Отчего он так смотрит на нее? Понравилась она ему?.. Чем? Красотой? Но она так подурнела в последнее время. Положим, сегодня она все-таки интересна. Она видела себя в зеркале и сама себе удивилась. Что-то есть в глазах, в цвете лица, что ее украшает. Ну, тем лучше. Пускай он ходит – она ему не мешает. Она ведь не отвечает на его взгляды, разве так чуть-чуть, помимо ее воли. Во всяком случае, она не делает ничего дурного… Куда же он едет? И кто он такой? И Мимочка смотрела на молодой месяц, а искры золотым дождем летели мимо нее, и ветер играл ее белокурыми кудрями. Maman хотела поднять окно, но Мимочка сказала, что рано еще и что в вагоне слишком душно. Было уже совсем темно, и Вава, maman и дама из Москвы уже спали, когда Мимочка в последний раз высунулась из окна. Станция была как станция. Маленький деревянный домик с колокольчиком, с мезонином, из освещённого окна которого выглядывала из-за горшков герани и бальзаминов растрепанная начальница станции в розовом ситцевом платье. Фонарь освещал дрожащим светом темную платформу, на которой застыли неподвижные фигуры мужиков, устремивших тупой взгляд на поезд; неподвижно стоял и жандарм. Кондуктора проходили мимо вагона. Кто-то здоровался с начальником станции. А, вот и он! Он еще не спит. Он еще раз прошел мимо вагона Мимочки и прошел так близко и так выразительно заглянул ей в глаза, что Мимочка даже испугалась и подняла окно. И поезд полетел дальше. Мимочка легла спать, но она была смущена и недовольна и собой, и им, и всеми. Зачем он так посмотрел на нее? Ведь это дерзость… И как он смел, за кого он ее принимает? Положим, она сама немножко виновата… Но отчего и не подурачиться от скуки в дороге? Конечно, в Петербурге она никогда не позволила бы себе ничего подобного. Как он посмотрел, как он посмотрел!.. Но все-таки какие у него чудные глаза! Кажется, она никогда еще не видала таких глаз. Ну, теперь довольно – и можно и забыть о нем. Никто этого не узнает, и он ее не знает. Завтра они разъедутся в разные стороны и, может быть, больше никогда и не увидятся… Пора спать.

И Мимочка переворачивала подушку и закрывалась пледом. Но диван был неудобный, и вообще было душно, пахло копотью и углем. Тщетно подносила она к носу sel de vinaigre и отсчитывала себе валерьяновые капли, она заснула только тогда, когда шторки вагона начали уже белеть от лучей рассвета.

Вот и «кончен дальний путь». Вава уже вглядывается в горы, которые дама-москвичка называет ей по именам: Бештау, Развалка, Железная.

Кондуктор отбирает билеты. Ручной багаж стянут ремнями. Мимочка зевает; она не выспалась и не в духе. Она желает умереть. Поезд останавливается у станции минеральных вод, утонувшей в садике, полном белых акаций.

Боже, сколько пассажиров выходит здесь! Хватит ли экипажей? А как сладко пахнет белая акация! Что за небо! Какой свежий, чистый воздух!.. Maman торопливо прощается с дамой, которая едет дальше, и навьючивает трех носильщиков ручным багажом. Вава старается быть полезной, отыскивает Катю, караулит вещи; Мимочка, закутавшись густым вуалем, идет в дамскую уборную. Она прескверно себя чувствует и желает умереть. У нее все болит, и слезы слабости душат ее. Ей немножко совестно и за вчерашнее переглядыванье. Все-таки à son âge, dans sa position[54]!.. И главное, кто его знает, кто он такой? Она его не видела хорошенько. Это все темнота и воображение. Может быть, он хвастал в вагоне; положим, ему решительно нечем хвастать… Да и, наконец, ей это все равно! И Мимочка, не оглядываясь, проходит через залу, где он пьет чай; но, и не оглядываясь, она видит, что он переоделся. И какой он бледный; он даже вовсе не так хорош, как она вчера думала… Конечно, это все сделали темнота и воображение.

Коляска найдена, подана, вещи уложены, и дамы садятся вместе с Катей.

– Ну, трогай, с богом!

И коляска катится среди зеленой степи, по мягкой проселочной дороге. В небе журчат жаворонки. Другие экипажи обгоняют наших дам. Вот и дама, которая трясет головой, вот и мальчик в пляске св. Витта… И вот, обгоняя всех, летит еще коляска, и в ней сидит он, l’homme au chien[55], как мысленно прозвала его Мимочка. На нем уже третья шляпа со вчерашнего дня. А у ног его, развалясь поперек коляски, лежит его чудный ньюфаундленд.

Они едут за ним, потом сворачивают направо. Как? Так они не будут вместе, не будут встречаться? Так в самом деле кончено? Куда же это он поехал? Мимочка ни за что не спросит об этом. Авось maman придет ей на помощь. И точно, maman уже спрашивает извозчика:

– Куда эта дорога?

– В Пятигорск.

– Так мы не поедем мимо Пятигорска?

– А Железноводска еще не видно? – спрашивает Вава.

– А вот. – И извозчик показывает кнутом на беленькое селение, приютившееся у подошвы зеленой горы.

Потом коляска въезжает в зеленую рощу из дубов и березок. Все с наслаждением вдыхают чистый утренний воздух. Вава, закинув голову, ищет в небе жаворонков…

Maman ей сочувствует; maman тоже очень любит природу, любит леса и рощи. Мимочка этого не понимает. Она любит деревья только где-нибудь на музыке, и то когда они в кадках и чисто содержатся, и с них не падают гусеницы, пауки и прочая дрянь. Наконец, миновав почту, коляска останавливается у подъезда гостиницы Мистрова. Слава богу, приехали!

– Какой смешной Железноводск! – говорит Мимочка. – Да это совсем деревня!

Прошло три недели. Мимочка не скучала. Мимочка хорошела и расцветала. День шел за днем по правильно распределенной программе. В семь часов Мимочка и Вава вставали и в восемь были уже на утренней музыке, где пили воды и гуляли до чая; потом ванна, потом обед, и еще воды, и еще прогулка, и опять музыка, и опять воды, и опять прогулка, и так до вечера, пока, нагулявшиеся, усталые, они ложились и засыпали как убитые. Доктор Варяжский, приехавший в Железноводск двумя днями раньше их, встретил их очень любезно. Доктор Варяжский рекомендовал им квартиру; доктор Варяжский нашел им повара; доктор Варяжский указал им доктора для Вавы, специалиста по нервным болезням. Доктор Варяжский посоветовал