Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин

— Вы меня? — спросил он с удивлением.

— Да, да,— любезно ответил Серегин,— вас.

Муслим был спокоен. Этот ничего не скажет. Ни да, ни нет, ни за, ни против. Начальство лучше знает, пусть оно и говорит — вот его философия.

— Так что я скажу? — начал Платон Сидорович и остановился.— Я скажу... Я скажу вот что,— он помолчал, подумал.— Что же, конечно, газета — голос общественности. Это все так, товарищи... Все так...

«Да что он все о газете бормочет? — подумал Муслим.— Еще ляпнет чт'б-нибудь по глупости».

— Но ведь и то,— продолжал Платон Сидорович,— и то, надо сказать, любой ярлык на любого можно нацепить. Вот написала товарищ Сагатова, что мы консерваторы. Так что же, значит, это правда? А ты подумала, что это слово значит? Консерваторы в Англии, а мы — советские люди, уважаемая Дамеш Сагатова. Нельзя так...

И он победоносно взглянул на Дамеш. '

— Вы о заводе сказали бы хоть два слова,— нахмурился Серегин.

Романюк откашлялся.

— Я как раз о нем и собирался говорить,— с готовностью продолжал он.—Газ и без пара хорошо горит. Я вот не представляю себе, как это можно задувать печь паром. Ведь пар — это водород, а от водорода сталь пузырится. Нас учили: водорода бойтесь, как огня. Как совместить эти два понятия — добротная сталь и водород, я не знаю.

Муслим был доволен, он переводил взгляд с одного члена бюро на другого. Серегин что-то быстро записывал в блокнот. Неужели же он посмеет выступить против него, Муслима, старого практика, заслуженного инженера? Все может быть! Нельзя понять, как настроены члены бюро. Кто сидит и рассматривает свои руки, кто шепчется с соседом, а мастер прокатного цеха и совсем задремал, видимо, вчера хватил изрядно. Эх, люди, люди, не умеют беречь себя...

И вдруг Муслим услышал голос Дамеш. «Кто же ей дал слово?» — подумал он. Он не заметил, наверно, как Серегин подал ей знак.

«А лицо у нее отчаянное, нервочки-то, наверно, как струны, и смотри, принарядилась-то как! Платье из белого шелка, шея голая, грудь обтянута, талия, как у осы, на шее какая-то погремушка болтается. Да, красива, дьявол... Ничего тут не скажешь: совсем китайская статуэтка из слоновой кости».

— Из того, что здесь сказал главный инженер,— начала Дамеш,— можно сделать заключение, что мой проект столько же способен повысить производительность завода, сколько полынь может повысить удои коровы. Но полынь-то — отрава, а не корм. Что же о ней и говорить как о корме... Так, товарищи?

Муслим незаметно кивнул головой: так, конечно, так.

— Вот и Муслим Сапарович кивнул мне, значит, я его поняла правильно,— продолжала Дамеш.— Но, товарищи, я предлагаю нашей корове не отраву, а высококачественный корм. Обоснование этому — в объяснительной записке, которую я вручила директору. Излагать эту записку тут — значит повторяться, да и к тому же главный инженер и не пожелал утруждать себя аргументацией. Он попросту отрицает то, что я утверждаю, вот и

все! Так что и предмета спора тоже нет. Я только хочу повторить то, что я уже писала: если завод осуществит мои предложения, то семилетний план будет выполнен за четыре года.

— Не бросайте слов на ветер, дорогой товарищ,— сказал Каир.— Это требует доказательства.

— Так прочтите же, наконец, мою записку! — крикнула Дамеш.— Прочтите, там доказано, что пар поднимает температуру печи и сокращает срок выдачи стали, За шесть часов я дам то, на что раньше требовалось восемь часов.

Муслим насмешливо покачал головой и встал.

— Вы действительно утверждаете это в вашей докладной записке,— сказал он,— но только там это сказано чуть-чуть иначе: возможно за шесть часов. Но, моя хорошая, на «возможно» в производстве ничего не строится. Нужна достоверность, установленная практически и теоретически... А «возможно»..,— он пожал плечами,— Его у нас и без вас сколько угодно.

— Так,— Серегин слегка ударил ладонью по столу — Вы кончили, товарищ Сагатова? Есть еще желающие выступить?

Муслим опять украдкой оглядел присутствующих. Кто посмеивался, кто головой покачивал, кто попросту недоумевал, зачем их собрали, в чем тут дело.

Кумысбек поднял кулак, показал Дамеш, улыбнулся и потряс им; это, очевидно, означало: «Не трусь, стой на своем!»

Взял слово Каир.

Муслим увидел, что Дамеш так и впилась в него глазами. «Йшь ты, умоляет о снисхождении, трусит, надеется на свои женские чары! Надейся, надейся, ничего у тебя не получится. Каир — директор. Ему девок и без тебя хватает».

Начал Каир издалека.

— Позицию,— сказал он,— которую избрала в этом споре Дамеш Сагатова, можно только приветствовать. Она хочет сократить срок варки стали, это очень хорошо. Но, как говорят, Александр Македонский — великий человек, а стулья ломать все-таки незачем, от этого казне убыток! Вот об этом убытке я и хочу сказать. Сагатова хочет, чтобы мы сейчас же сломали все производственные процессы завода. Это, конечно, неразумно. Вот тут това рищ Романюк сказал много обидных слов в адрес газеты «Советская Караганда», обвинил ее в том, что она наклеивает ярлыки. Это, конечно, не так, газета выступила правильно и своевременно. Но вот с другой частью выступления товарища Романюка, с его словами о том, что нужную температуру нам дает пока газ, я согласен полностью. Кроме того, ясно и другое: перестройка всего производства, то есть рытье траншеи, укладка труб, проведение пара от ГЭС до завода, перестройка печей — встанет нам в такую копеечку, что ее сейчас и подсчитать невозможно. Если сломаем старые производственные процессы, то не вылезти нам с черной доски и, конечно, ни о каком выполнении семилетки говорить тогда не придется. И мое мнение таково: прежде чем сунуться в воду, давайте-ка поищем броду.

«И волки сыты, и овцы целы. А-а! — подумал Муслим,— Слово берет Серегин. Интересно, что же он скажет?»

Серегин поднялся, открыл блокнот и прочел:

— Итак, товарищи, предлагаю резолюцию: «Дальнейшее изучение проекта Сагатовой поручить техническому отделу завода и просить в самый короткий срок дать свое заключение». Возражений нет? Резолюцию считаю принятой....

На другой день после партбюро Муслим позвонил секретарю директора, сказал, что его вызывают в горком, и поехал к матери Каира — Акмарал. Муслим считал, что они с Каиром состоят в родстве. Родство было такое: первый муж Акмарал, сын купца первой гильдии, Хусаин, осужденный еще в двадцатых годах за взятку, умер в заключении, потом Акмарал вышла замуж за