Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин
Акмарал даже и в пятьдесят лет оставалась рослой пышной брюнеткой с очень белым лицом; когда-то она была красавицей. Рахима она под своим каблуком держала долго, крепко и надежно, последнее время он и пикнуть уже не смел. Простиралось ее влияние и на сына, хотя, конечно, гораздо в меньшей мере.
Когда Муслим зашел к Акмарал, она сидела на одеяле перед самоваром и пила черный как деготь чай. «Не жалеет сердца, стар'ая дура,— подумал Муслим,— В этой семье все Психопаты».
— Приветствую, женге,—сказал он галантно.—Иметь такую женгетай — это, конечно, редкое счастье.
— В особенности, когда сын этой женгетай — директор завода!—засмеялась Акмарал.— Ах, негодник, а то небось бы и глаза не показал.
— Ну, моя хорошая! В том, что мой брат был твоим мужем, а твой сын стал моим директором, в этом есть и моя заслуга,— многозначительно улыбнулся Муслим и присел рядом.— Я обещал на смертном одре покойному брату,— продолжал он,— что сделаю все для его покойного сына,—и вот выполняю свое слово. Это ведь вам кажется все просто — взяли, да и сделали Каира директором. Нет, так у нас ничего не делается. Я Базарову, секретарю горкома, горло перегрыз из-за твоего сына. Он в последнее время меня уж и слушать не хотел. «Знаю, знаю — сделаю, сделаю». И вот сделал... Не забыл, как я был замом министра, а он моим управляющим делами. Вот ведь как!
— Знаю,— засмеялась Акмарал.— Мой сын бежит к тебе по каждому поводу! Что ты качаешь головой, или что-нибудь случилось? Давай пить чай.
«Ну, пропал мой послеобеденный сон,— подумал Муслим,— напоит она меня дегтем»,
Но пиалу из ее рук взял.
— Да нет, ничего особенного не случилось,— сказал он, отхлебывая черную, горькую, как полынь, жидкость.— Просто нашлись такие люди, которые пустили между нами черную кошку.
— Ничего эти люди не смогут,— равнодушно сказала хозяйка, махнув рукой.— Вам надо теперь вот как держаться друг за друга.
— Вашими бы устами да мед пить, тетушка, как говорят русские,— печально улыбнулся Мусин,— но вот нашлись люди... -
И, незаметно прихлебывая чай, шутя и улыбаясь, Муслим рассказал Акмарал, что ее сын околдован дочкой каторжника —Дамеш Сагатовой. Она вертит им, как хочет, Вот только вчера сумела втравить его в одно прене
приятное дело. Такое, что за него обязательно придется отвечать.
. — Да что он, совсем сбесился, что ли? — крикнула не на шутку испуганная Акмарал.
Муслим встал, вытащил из кармана портсигар, открыл его, достал папироску, закурил и подошел к форточке.
— Говорят, он жениться хочет на ней? — спросил он.—Не слышала?
Акмарал вздохнула.
— Не знаю, не слышала,— сказала она с деланным равнодушием.
«Вот ведьма, все знает и врет! — понял Муслим.— Ну нет, не на такого напала».
Но тут вдруг Акмарал словно прорвало:
— Пять лет он за ней бегает и все без толку,—сказала она злобно.—Говорят, средство такое есть, накормишь человека ослиным мозгом, и конец ему! Он от тебя больше никогда не отвяжется. А ведь мне уж давно пора быть бабушкой, я сплю и вижу внука,— закончила она вдруг сердито.
— Да? Вот как! — Муслим уронил папиросу и наклонился, а когда поднял голову, увидел, что Акмарал тоже смотрит на него пристально и выжидающе. Взгляды их встретились, и Акмарал натянуто улыбнулась.
— Я сказала сыну,— важно выговорила она,— женись на ком хочешь, но только на природной казашке, больше от тебя ничего не требую.
Муслим усмехнулся.
— Ну что ж, засылайте тогда сватов. Отец у Дамеш казах.
— Нет, ее не хочу.
— Отчего же?
— Характер плохой и мать русская.
Муслим бросил в форточку папиросу и зашагал по комнате. ,
— Эх, дорогая,— сказал он.—Ну, право, диву даешься, глядя на вас. Я ведь иногда думаю, если бы у вас было бы еще образование... Тогда бы не мать сыном гордилась, а сын матерью. И еще одно: уж больно вы доверчивы, всем готовы верить, а так нельзя. Разве у теперешней молодежи есть что-нибудь святое? Да ровно ничего. Нет, пропади они пропадом... Взять хоть эту Дамеш. Вы
из любви к сыну готовы уж назвать ее невесткой, А ведь это очень нехорошая девушка, хитрая, коварная. У нее один глаз туда, а другой сюда. Она ведь, кроме Каира, еще с мужем вашей Ажар путается.
— Что за глупость! Кто тебе сказал? — голос Акма- рал звучал злобно и неприязненно. Она даже пиалу отставила.
«Ну, а теперь,— подумал Муслим,— дай бог ноги, иначе она и за меня примется».
Он поднялся, удивленно сказал:
— А я-то думал, вы все уже знаете! Ах, женгей, жен- гей, да разве можно быть такой доверчивой? Разве можно?
И до Ажар тоже доходили смутные слухи о том, что на заводе не все ладно. Говорили: произошла крупная ссора между Муслимом и Дамеш, с одной стороны, и между Оразом и Каиром — с другой, и все потому, что Дамеш написала о Каире статью в газете, а тот обиделся и накричал на нее. И вот теперь Дамеш подбивает Ораза выступить с ней вместе против директора. А как выступить, об этом никто не говорил. И Ажар не знала гоже. Она ревновала мужа к своей подруге. Да и было отчего. Дамеш и Ораз росли вместе, мало ли что между ними могло быть в те времена.
В ту далекую пору на все вопросы Ажар об Оразе Дамеш отвечала только одно: «Прекрасный парень! Честный, прямой, умный. И на лицо хорош, и характер мягкий — второго такого не сыщешь». Вспоминая об этом, Ажар часто думала: «Мало ли что между ними могло быть раньше». И вот совсем недавно ее догадки и подозрения подтвердились. Несколько дней назад одна из ее подруг, встретив ее на базаре, сказала, что недавно ее мужа видели ночью с Дамеш, они стояли на мосту обнявшись и о чем-то шептались.
. Когда Ажар сообщила об этом своей матери, та и договорить ей не дала.
— А что ж ты такую гадину держишь в доме? Гони ее палкой!—закричала она.
— Старик же в ней души не чает,— сказала Ажар.— Когда Дамеш уезжала в Крым, только и разговоров
было: ах,