Наступило утро - Зеин Жунусбекович Шашкин
Глава шестнадцатая
Еще с утра курились горы Заилийского Алатау. В ущельях ползли сизые туманы. Но день выдался душный. Солнце палило нещадно и напарило пышные облака над вершинами гор. А к вечеру черные тучи обложили небо, и на улицах стало темно, как бывает перед грозой. В горах шел теплый дождь.
Саха вернулся домой не в духе. Он вспоминал свой разговор с Глафирой. «Это ваша невеста?» — спросила она после ухода девушки. Саха взял ее за руку. «Оставьте меня!» — сказала Глафира и вышла из кабинета. Должно быть, обиделась.
Саха вспомнил Жунуса. Связал же отец его своим глупым сватовством! Надо отправить Ляйли учиться, и у нее пройдет вся блажь.,.
Саха почти ничего не ел за обедом. Прилег отдохнуть на диван, взял книжку. Но сосредоточиться не мог. Начиналась гроза. Он подошел к раскрытому окну— теплый дождь переходил в ливень. Улица покрылась большими лужами. В арыке бурлила мутная вода — ей было тесно, и кое-где она заливала панель. По ней бежала женщина. Увидев ее, Саха закричал:
— Глаша!
Да, это была Глафира. Услышав его голос, она остановилась у окна, промокшая до нитки. С волос падали тяжелые капли воды. '
— Заходите!
Она кивнула головой и вбежала на высокое крыльцо. Он бросился открывать ей дверь. Старушка-хозяйка дала Глафире ситцевое платье, и она, переодевшись в соседней комнате, вошла к Сагатову.
— Как хорошо, что вас ко мне загнал дождь. Я только что думал о вас! — признался Саха.
— А может быть, не только обо мне? У вас есть невеста...
— Глафира Алексеевна! Да выслушайте же меня...
И Саха рассказал, как Жунус посватал у Адила дочку. '
— Теперь верите или нет? — спросил он.
Весь вечер они просидели рядом. Саха держал ладонь девушки в своей руке.
В полночь Глафира собралась домой. Сагатов вышел ее проводить. Дождь кончился, но дул сильный ветер. С гор доносился неясный гул.
— Оставайтесь у меня ночевать,— предложил Саха, — Нет, нет... Я сниму туфли и пройду босиком.
Они шагали в густой непроницаемой тьме, прислушиваясь к странному шуму. Он доносился с южной стороны города и нарастал с каждой минутой...
— Вода выступила из арыков! — сказала Глафира.
— Вернемся?
— Нет, теперь недалеко...
Они не успели дойти до ее дома. Улица неожиданно превратилась в реку. Правда, пока она была еще мелкой, но вода быстро прибывала. Что случилось? Саха, проживший всю жизнь в Верном, не мог понять. Откуда столько воды?
Какой-то старик, пробежавший мимо них в двух шагах, закричал:
— Наводнение... Алматинка разлилась...
Саха терялся в догадках: какое наводнение может быть в городе, где нет ни одного водоема? Утром Алматинку можно было перейти, не замочив ног.
А на самом деле действительно начиналось наводнение. С гор шли бурные потоки воды. Они несли песок и камни. И Саха не умом, а сердцем ощутил, что это — начало большой катастрофы. Он схватил Глафиру за руку и крикнул:
— Бежим!
— Куда?
— В обком! Тут рядом!..
Они пробежали боковой улицей мимо городской библиотеки к зданию обкома. Дверь была закрыта. Саха принялся стучать. Он знал, что сегодня дежурил член бюро обкома дунганин Цун-ва-Зо, заместитель председателя облисполкома. Дверь открыла заспанная сторожиха.
— Чего барабаните? — заворчала она недовольно, сразу не узнав секретаря обкома.— Словно пожар...
Цун-ва-Зо спал на широком кожаном диване в кабинете Сагатова. Он сладко потянулся и хотел перевернуться на другой бок. .
— Проспал город! — крикнул Саха и бросился к телефону.
Телефонистка не отвечала. Саха яростно крутил ручку аппарата. Наконец отозвался сонный голос.
— Почему не отвечаете так долго! Срочно соедините с военкоматом. Звоните в Чека, милицию, в ЧОН.., Цун-ва-Зо ужаснулся: снова мятеж! Он схватился за маузер.
А Саха продолжал кричать в трубку:
— В городе наводнение... Да, да... Предупреждайте всех абонентов...
Цун-ва-Зо переводил глаза с Сахи на Глафиру. Он ничего не понимал. А Саха, уже соединившись с военкоматом, дул в трубку и кричал еще громче:
— Где военком? Объявите тревогу. Поднять красноармейцев... Открыть стрельбу!.. Что не понимаете? Стрельбу! Да-да, говорит секретарь обкома партии Са- гатов.
Саха не выпускал из рук телефонную трубку. Теперь уже ему звонили в обком встревоженные работники. Ни
кто не знал, что происходило в городе. Басов первый сообщил, что по Копальской улице идет каменная ла вина и сносит дома и деревья.
Голос его звучал глухо:
— Гибнут люди.. На улицу нельзя выходить...
— Гибнут люди? — сердце Сахи похолодело. Он не заметил, как Глафира бросилась к двери. .
— Что же делать? — продолжал он кричать в трубку.
— Единственное спасение — сидеть дома...
Сахе не понравился ответ председателя Чека, но Басов был прав. По улице, увлекаемые бурным потоком воды, лавиной катились огромные камни, снося и уничтожая все на своем пути.
Цун-ва-Зо высказал предположение:
— Должно быть, проломилось дно алма-атинского озера, и вся вода хлынула по ущельям на город.
Саха ничего не ответил. Черт его знает, может быть, и на самом деле так! Он сидел за письменным столом, сжав ладонями виски и ощущая полную беспомощность. Разразившаяся катастрофа была страшнее пережитого недавно мятежа. Тогда был враг, известны его силы, с ним можно было бороться, а сейчас оставалось одно — сидеть и ждать, когда каменная лавина, несущаяся с гор, разрушит здание обкома, как, может быть, она уже разрушила сотни обывательских домов...
Снова зазвенел телефон. Сагатов услышал знакомый голос военкома:
— Красноармейцы ходят по улицам и предупреждают, чтобы люди не выходили из домов. Есть жертвы... .
Сагатов покраснел и только тут вспомнил о Глафире, Он оглянулся — ее в кабинете не было.
— Ушла! — сказал Цун-ва-Зо.
— Что же она не предупредила?
— Она сказала вам. Вы разговаривали по телефону., А ей каждая минута дорога. Она же врач...
Краска стыда залила лицо Сагатова. «Руководитель области... растерялся...» — мелькнуло в голове. «Люди гибнут, а ты спасаешься здесь.. Глафира поступила честнее».
Он яростно закрутил ручку телефона. Станция ответила сразу же.
— Басова!
— Подождите минутку. Разговаривает.
— С кем?
— С начальником пожарной команды.
— Поторопите!
Басов отозвался почти сразу:
— Председатель Чека слушает...
— Басов! Это я говорю. Сагатов... Ты меня слышишь? Басов! Басов!
Саха дул в трубку и кричал охрипшим голосом. Ответа не было. Он понял — связь со станцией оборвалась.
Саха