Чужие свадьбы, я и Кирилл - Даяна Брук

Когда вернулась, Степан не спросил ни слова. Только посмотрел поверх бокала и сказал:

— Вы меняетесь голосом, когда говорите с «своими». Там появляется живость. Та, которой не учат.

Я пожала плечами:

— Иногда быть живой — самое подозрительное качество в мире, где все стараются быть спокойными.

Он улыбнулся, но ничего не ответил. В бокале отражался светровный, предсказуемый. А я вдруг поняла, что мне снова хочется дождя.

* * *

После второго бокала вино окончательно сняло с вечера галстук. Степан откинулся на спинку кресла, снял запонку и чуть прищурился, как человек, который впервые за долгое время позволил себе не следить за формулировками.

— Я из Москвы, — сказал он, глядя куда-то поверх моего плеча, будто там висела карта, на которой его жизнь вычерчена пунктиром. — Приехал открывать филиал. Глава департамента по Северо-Западу, звучит громко, живется скучно. Развелся два года назад, детей нет, драмы тоже нет.

Он говорил спокойно, как о погоде, без тени сожаления, но в голосе проскальзывала хрупкость, как трещина на идеально полированной чашке.

— Я не романтик, я логик, — продолжил он. — Но мне нравятся те, кто ломает систему. Вы — из них.

Я улыбнулась.

— Я просто человек, который всё время теряет инструкцию. Особенно по жизни.

Он кивнул, собираясь ответить, но в этот момент телефон взорвался слишком громким звуком. Один официант чуть не выронил поднос, а Степан усмехнулся:

— Принимается.

— Вера, — прошипела я в трубку, — ты в эфире.

В ответ — только ветер, чайки и восторженный крик:

— Вика! Здесь всё божественно! Мужчины как коктейли красивые, но быстро кончаются! А деньги кончились ещё быстрее! Банкоматы мёртвые, как совесть депутата. Спаси! Возьми из кассы, а если не получится, придумай чудо!

— Сейчас ночь, Вер, — сказала я, чувствуя, как Степан отставляет бокал и слегка наклоняет голову, прислушиваясь.

— Сколько? — спокойно спросил он, будто речь шла о налоговой отчётности.

— Нет, нет, — замахала я руками. — Она просто в настроении драматической оперы…

Вера перекричала море:

— Двести пятьдесят! Только не пугайся! Верну, когда море вернёт приливом!

Я выдохнула. Это была Вера, для которой слово «разумно» звучало как оскорбление. Степан, не теряя ни секунды, достал телефон.

— Дайте номер. Я переведу.

— Вы не обязаны, — прошептала я, чувствуя, как всё во мне сопротивляется — гордость, воспитание, привычка платить за себя даже за собственную ошибку.

— Зато могу, — сказал он просто и нажал «отправить».

Минутой позже Вера выдохнула в трубку так, будто увидела архангела в очках и с лимитом на чудеса:

— Передай ему, что он спас честь литературы на юге страны! Деньги будут потрачены с радостью!

Я отключила звонок и посмотрела на Степана. Он не улыбался, просто крутил бокал в пальцах, будто размешивал вине смысл.

— Спасибо, — сказала я тихо, неловко, как человек, которому впервые не пришлось быть сильной.

Он поднял глаза и ответил без пафоса, почти буднично:

— Не благодарите. Это не геройство. Это просто взрослость, когда можешь помочь и не требуешь аплодисментов.

И в этот момент мне стало немного страшно. Потому что впервые за долгое время рядом оказался мужчина, который не спасает, а просто делает то, что должен. Без слов, без расчета, без театра.

* * *

Мы вышли из «Порту», и город встретил нас ярким июньским светом, который бывает только в начале лета, когда вечер вроде бы закончился, но небо всё ещё думает, что утро. Петербург сиял витринами, как сцена после генеральной репетиции: актеры разошлись, а декорации остались стоять, делая вид, что жизнь продолжается.

— Куда теперь? — спросил Степан, доставая зонт, хотя небо было чистым. Профессиональная привычка, быть готовым к форс-мажорам.

— Проверить магазин, — сказала я. — После Веры тревожно оставлять кассу без присмотра. Она, конечно, женщина совести, но совесть у неё в отпуске.

— Тогда поехали в ваш храм книг, — предложил он. — Хочу увидеть место, где рождаются ваши монологи.

«София» встретила нас стандартно, тишина и книги. Внутри было тихо, как в музее после закрытия: ни звука, только дыхание страниц. Лампа у кассы мигала в такт моим мыслям. Всё было на месте, даже тень Веры где-то между полками.

Степан прошёлся вдоль рядов, провёл пальцами по корешкам, как по клавишам старого пианино.

— «Над пропастью во ржи», «Жизнь взаймы», «Посторонний»… — прочитал он. — Хороший набор для первого свидания.

— Это у нас постоянная экспозиция по жанру “всё сложно”, — сказала я.

Он усмехнулся и посмотрел на меня так, будто видел не продавца, а персонажа из книги, которую только начал читать.

— Знаете, Вика, вы очень питерская. Даже когда сухо, от вас всё равно пахнет дождём.

Я не ответила. Только улыбнулась и подумала: вот он, взрослый мужчина без хаоса. Уверенный, предсказуемый, умеющий слушать и платить без дрожи в голосе. Всё как должно быть. Почему же не щёлкает? Почему внутри тишина, а не музыка?

Я вернула ему 250 тысяч рублей, которые Вера тратила сейчас на свою радость где то там далеко.

Мы вышли. Ночь окончательно легла на город. Он проводил меня до двери, дождался, пока я открою замок, и поцеловал в щёку. Вежливо, почти официально, как ставят печать на договор.

— Берегите себя, — сказал он. — И ключи от мудрости.

Я кивнула. Ключи звякнули в ладони тяжело, будто напоминая, что мудрость, как и взрослость, всегда весит больше, чем кажется.

* * *

Подъезд встретил тишиной и полосой света из-под двери. Она была не заперта. Я толкнула и всё стало слишком ясно.

Сначалачемодан Леры. Потом рука Кирилла на её плече. Они спали. Не страсть, а усталость. Не измена, а возвращение туда, где привычнее.

Я стояла босиком, в пальто, еще пахнущем рестораном, и понимала: снова оказалась в сцене без репетиции. Без скандала, без слёз. Просто момент, когда приходишь не вовремя в собственную жизнь.

Тихо закрыла дверь, прошла на кухню. Налила холодной воды, как необходимость принять факт. Телефон мигнул: Степан.

«Спасибо за вечер. С вами спокойно. Это редкость»

Я набрала: «Спасибо за взрослость. Без иронии»

На столе стояла кружка с трещиной, посуда Кирилла. Я провела пальцем по сколу, как по старому шраму. Иногда доброта путает карты хуже любви. А за стеной кто-то вздохнул и стало ясно: утро начнется раньше, чем я к нему готова.

* * *

Запись № 191

Не путай доброту с судьбой. Иногда человек просто оплатил счет,