Наступило утро - Зеин Жунусбекович Шашкин

Хальфе встал:

— Стагипар, алла! 1 Я могу сказать о себе, что это совершил я.

По лицу Басова пробежала тень недоумения.

— Я сейчас вам дам очную ставку. Он подтвердит, что вы его уговорили убить Сагатова. Как вы можете идти против своей совести, «святой человек»?

— Он этого не скажет.

— Почему?

— Я его не уговаривал.

Басов велел следователю привести Бакена,

— Знаете его?

Хальфе вздрогнул.

—Да!

— Значит, это он поджег аул Айна-Куль?

— Будь справедлив, аллах! Я этого не говорил!

— Зато он сказал, что вы подослали его убить Сагатова.

— Неправда! — вскричал Хальфе.— Я знал, что мусульманин Бакен на ложном пути. Его испортил еретик Тлеубай. .

— Скажите, Бакен, что вы знаете про Хальфе?— спросил Басов.

Бакен посмотрел с презрением на муллу:

— Хальфе — враг советского строя,

— Враг русских! — поправил Хальфе после перевода следователя.

— Сон Тлеубая он толковал, как предупреждение аллаха,— сказал Бакен.— А каменный поток, по его словам,— кара за невыполнение воли аллаха. Он призывал мусульман поднять восстание!

— Правда?—спросил Басов, повернувшись к Хальфе.

— Да.

— Дальше.

— Хальфе с Сугурбаевым уговаривали беженцев резать русских!

— Правда?

— Да.

— Дальше.

— Хальфе уговаривал джигитов убить Сагатова.

— Не так! — Хальфе вскочил.

— Сядьте! — приказал Басов.

Следователь усадил муллу.

— А как?

— Я только дал разрешение мечети. Сказал, что душа убившего изменника веры будет в раю.

— Это все равно. По закону вы считаетесь тоже убийцей, а Сугурбаев помогал, дал ружье...

— Пусть будет по-вашему!

— Значит вы, Хальфе, встречались с Сугурбаевым?

— Да.

— И говорили о Сагатове?

— Да.

— Решили убить?

— Этого я не сказал!

— А кто сказал, Сугурбаев?

— Да.

— А кого вы подослали?

— Этого я не скажу: его имя свято!

— Скажите!.. Я вам развяжу язык!

Глаза Басова метнули искры. Он поднялся из-за стола...

Слух об аресте Хальфе взволновал весь округ. Близкие друзья его — баи и муллы — погнали гонцов во все стороны: в Туркестан, в мавзолей Ходжа-Ахмеда Яссави и в Ташкент к знакомым. В гостиницу к повару Кожако- ва рано утром привезли из аула свежезарезанного барана со всеми потрохами и сабу кумыса. Посланец просил передать, что хозяин провизии зайдет вечером.

Кожаков не придал значения этому подношению. У казахов такой обычай: дальний родственник, желая установить тесное общение, подносит почетному гостю угощение: баранину с кумысом. Кожаков не удивился, когда к нему явился Бозтай. Он помнил его по Кастеку. Кажется, Бозтай приходил с жалобой.

— Садись, мирза-еке 1 ! — предложил Кожаков.

— Я только сегодня утром узнал, что вы родом из наших мест! — сказал Бозтай.— До этого шел слух, что вы из Туркестана.

Кожаков многозначительно улыбнулся.

— И то и другое правильно, мой брат. Родился здесь, жил в Туркестане.

Бозтай перевел разговор на Хальфе.

При упоминании имени муллы Кожаков почувствовал себя неловко.

— А что с ним?

— Арестовали.

— Слышал.

— Клевета. Все дело подстроено. Вы же беседовали с Хальфе. Это честнейший человек! Ничего не утаит. Сболтнет и все.

— Знаю — болтун.

— Мы просим вас заступиться за него. Действительный преступник... Помните поджигателя, о котором я вам говорил? '

— Чувствую, личные счеты. Но помочь здесь я не в силах. Власть — на местах. Обещаю помощь, когда приеду в Ташкент! Пишите туда. Хлопочите, поддержу!

— Спасибо! — Бозтай низко поклонился, приложив руки к груди. Пятясь задом, он открыл дверь й исчез.

Глава двадцать шестая

Имам Агзам в сопровождении Жунуса пробирался через Гиссарские хребты к Ибрагим-беку, в лагерь басмачей.

С Памира дул порывистый ветер. Собирались тучи. Дорога вилась по краю пропасти, следуя за изгибами горного хребта. Над путниками свисали скалы, готовые обрушиться. Далеко внизу бурлил грозный Кафирниган. Жунус озирался вокруг, вспоминая известное предупреждение таджиков: «Путник, будь осторожен, ты здесь, как слеза на реснице». Глиняные домики, словно птичьи гнезда, облепили отвесные скалы на склонах гор. По еле доступным тропинкам брели отары овец. Жунус с легкой завистью смотрел на безрогих, горбоносых, с длинными тонкими ушами гиссарских овец, взбиравшихся на высокогорные альпийские луга. Хорошо бы завести таких овец в заилийских горах!..

Наступили сумерки, ехать стало опасно. Проводник предложил имаму переночевать. Привязав коней, путники легли у скалы.

Усталый Агзам быстро захрапел. Жунус долго не мог заснуть. Не спал и проводник. Жунус заговорил с ним. И проводник рассказал об Ибрагим-беке.

В Гиссаре, Гарме и Дарвазе Ибрагим-бек — царь и бог. Его окружают отчаянные головорезы — конокрады и

воры, люди собачьей преданности. Народ называет Ибра- гим-бека большим басмачом, бухарский эмир Сеид- Алим-хан — царем воров. Сам Ибрагим-бек именует себя локайским беком и не скрывает, что он враждует с Сеид-Алим-ханом. Он живет в горах, как в неприступной крепости. Туда ведет только одна дорога, непроходимая для его врагов. Послы эмира или проваливаются в пропасть, не доезжая до «локайского бека», или безвозвратно исчезают в крепости.

У Жунуса по спине пробежали мурашки.

— А как доберемся мы?

— В крепость проберемся. Они меня хорошо знают. Вот как дальше...— Проводник понизил голос до шепота.— Все зависит от вас самих и от ваших подарков.

— Каких подарков?

— Что вы ему везете — золото или хорошую весть? Если неприятность, то лучше вам вернуться назад.

Жунус умолк. Он недоумевал: странно, что же хочет эмир от «царя воров»? Имам Агзам молчит, словно набрал в рот воды.

Переночевав под самыми облаками, они пробрались в лагерь Ибрагим-бека. Вождь басмачей принял послов эмира холодно. Он сидел на тахте, подперев руку о бедро. Следуя за имамом, Жунус успел заметить длинные черные усы Ибрагим-бека. Взметнувшиеся, как крылья хищной птицы, глаза сурово смотрели в упор.

Не выдержав взгляда, имам сел там, где остановился. Жунус последовал его примеру.

Ибрагим-бек троекратно хлопнул в ладоши. Из боковой двери вбежал рослый джигит и застыл у дверей.

Агзам представился.

— Я, раб божий, главный имам мечети Ходжа-Ахмеда Яссави в Туркестане, посол эмира Сеид-Алим-Бога- дура—хана Бухары, Агзам, сын Исламбека.

Пока имам перечислял свои титулы, Ибрагим-бек перевел тяжелый взгляд на Жунуса.

Агзам продолжал смиренным тоном, сложив руки на груди:

— Наступило страшное время для мусульман. Кафиры лавиной движутся на Восток. Сегодня в их руках Ташкент, завтра они возьмут Бухару и откроют путь через Кабул на