Мимочка - Лидия Ивановна Веселитская
Спиридон Иванович никогда не задавался вопросом: умны ли живущие с ним дамы? В сущности, все женщины глупы и, вероятно, так и надо. Спиридон Иванович и не любил умных женщин, находя, что женщине вполне достаточно быть молодой, красивой и свежей. Пока она такова – она женщина; утратив свежесть, она становится ненужным хламом, который терпят, как терпят тараканов, клопов и прочие неприятности. Мимочка была свежа и красива; maman была тоже не совсем бесполезным хламом, так как хорошо хозяйничала и держала в руках прислугу. И Спиридон Иванович привык к своим дамам, был доволен ими, считал себя главой семьи и воображал, что они живут по его указаниям и не выходят из его воли. В вопросе о детях он впервые почувствовал себя в тенетах, сотканных этими дамами, и понял, что, как бы он ни желал поставить на своем, как бы ни считал себя правым, они победят его своей бабьей «звягой».
Если Спиридон Иванович встречал Федечку, обвязанного компрессами, фланельками, закутанного в фуфаечки, косыночки, бумазеечки, и безжалостно срывал с сына все это тряпье, он мог быть уверен в том, что через полчаса на мальчика наденут вдвое больше фуфаек и фланелек.
Если генерал обращался к сыну со строгим замечанием, бабушка багровела, начинала вздыхать и поглядывать на Федю с такой горечью, с таким состраданием, что ребенок ударялся в слезы… А бабушка говорила с негодованием:
– Можно ли так не щадить самолюбие ребенка!.. А я знаю случай, когда от такого обращения у одного мальчика сделалась падучая… Да это жестоко! Да это просто безумно!..
Спиридон Иванович хмурился и сурово говорил бабушке, что грешно портить детей бессмысленным баловством, что ребенок не игрушка и что, наконец, он желает видеть своего сына человеком, а не каким-нибудь ни на что не годным «неврастеником». Слово «неврастеник» пуще всего уязвляло бабушку, как намек на деликатное сложение Мимочки, которое она считала одною из ее прелестей, которым почти столько же гордилась, как и своей белой костью. И краснея, и волнуясь, и потрясая чепцом, бабушка начинала иносказательно говорить, что это удивительно, до чего военная служба делает и хороших людей грубыми и жестокими!.. Им все кажется, что они имеют дело с солдатами. Нежный ребенок – не солдат! И чем виновато дитя, если оно слабо и болезненно? Когда же у пожилых людей бывают крепкие дети? Надо помнить и то и то…
Федечка все время ревел во все горло, а Мимочка нетерпеливо укоряла его, говоря:
– Ну, что это за отвратительный мальчишка!.. Где ты научился так реветь?! Что это за манеры! Разве порядочные дети так ведут себя?.. Перестань, слышишь, перестань!.. Или я сейчас пошлю за доктором, чтоб он отрезал тебе голову… Нет, что это за мальчишка!..
Maman с горьким упреком качала ей головой. Федечка начинал реветь еще громче, и брыкаться, и топать ногами. Спиридон Иванович холодно говорил бабушке:
– Полюбуйтесь вашим любимцем!
А Мимочка затыкала себе уши и говорила:
– Assez, assez!.. Vous n’en finissez pas! Cela m’agace à la fin!..[111]
Или, взяв мальчика за плечи, она поворачивала его в сторону детской со словами:
– Ступай сейчас к няне и не смей реветь. И будешь без пирожного!..
Федечка с новым залпом рыданий и истерических криков бросался на шею бабушке, которая с расстроенным лицом и со слезами на глазах давала ему ложку бромистого кали, обнимала, целовала его и тихонько шептала на ухо, что даст ему и пирожного, и пастилы; а Спиридон Иванович и Мимочка пожимали плечами и говорили бабушке неприятные вещи.
Если, очень рассердившись за что-нибудь на сына, Спиридон Иванович ставил его в угол, то бабушка уходила к себе в комнату и через несколько минут возвращалась оттуда в шляпке и с саквояжем, подавала Мимочке связку ключей и объявляла зятю и дочери, что, чувствуя себя лишней в их доме, она переезжает к одной из сестер.
Бывало и так, что все трое: и бабушка, и Мимочка, и Федечка – пили бром и плакали, а Спиридон Иванович уходил к себе в кабинет, хлопнув дверью.
Чтоб положить конец этим неприятностям, Спиридон Иванович решил взять к сыну гувернера.
Едва он поднял этот вопрос, как оказалось, что и тут мнения расходятся: Спиридон Иванович желал взять немца, бабушка – англичанина, Мимочка – француза.
Бабушка от младых ногтей была англоманкой, писала по-английски правильнее, чем по-русски, мылась английским мылом, носила английские материи и читала только английские романы, любуясь благородными Фредами и Диками, которые, истомив и читателей, и своих верных Муад и Алис, приводят их, наконец, на триста девяносто девятой странице к счастливой развязке:
An arm like iron and a muscle like steel,
A heart for a friend, that can always feel,
A will, once made, no man can repeal[112].
Вот что составляет настоящего инглишмена! Если б найти для Федечки такого, бабушка сию минуту с полным доверием передала бы ему своего дорогого внука.
Но Мимочка находила англичан грубыми и глупыми и понимала только французское. Спиридон Иванович и сам разделял ее пристрастие к французскому. В кабинете его красовалась дорогая статуэтка, изображающая Наполеона I; альбом его был полон карточек императрицы Евгении, Жюдик, Тео, Югальд и других звезд «Аркадии». Он охотно читал на ночь Жипа, Дроза, Клярси и др., а еще охотнее – сборник пикантных французских анекдотов, подаренный ему племянником. Но, несмотря на свои французские симпатии, в воспитатели к сыну он положительно желал взять немца. Нельзя отнять у немцев того, что они честны, терпеливы, трудолюбивы и добросовестны, а все это – высокие качества, которые генералу приятно было бы видеть в своем сыне и наследнике. Что ни говорите – дельная нация, серьезная нация!..
Судьба и m-lle Victoire пошли-таки против Спиридона Ивановича. Оказалось, что у m-lle Victoire есть два кузена. Один из них давно уже живет в Петербурге, с успехом учительствуя в двух институтах и двух женских гимназиях. Другой только два года
