Богова делянка - Луис Бромфилд
Немало поломал себе голову Джонни, пытаясь примирить как-то услышанные на конюшенном дворе рассказы о заговорах, изнасилованиях и убийствах и существование таких семей, как О’Ши и Зигфриды. О’Ши был демократом и одним из самых надежных помощников его отца в нереспектабельной части Города, где проживали ирландцы. Что-то удивительно милое и обаятельное было в этой семье, и своей жизнью она, казалось бы, должна была заслужить себе и на земле и на небе разрешение от всех грехов, которые приписывались католикам самыми оголтелыми участниками дебатов под тенью каштанов конюшенного двора Робинсона.
Поездка к ним всегда была праздником. Для Джонни не было лучшего удовольствия, чем прокатиться летним вечером с отцом через весь город к Эсмонду О’Ши, когда отцу нужно было потолковать с ним о политических делах. Дети О’Ши ложились спать поздно и отправлялись в постель, только когда их смаривал сон и они уже не в состоянии были играть в «горелки» или «пятнашки» прямо на тротуаре под фонарями. В этом доме царили веселье и беспечность, равных которым Джонни не встречал нигде в Городе. О’Ши, как и его родители, были бедны, но это обстоятельство, казалось, совершенно их не трогало; наверное, поскольку они жили в нереспектабельной части Города, им не нужно было ни за кем тянуться и ни перед кем притворяться. Под пренебрежением к материальным благам — лейтмотив в родительском доме — таилось отчаянное, трагикомическое тяготение к изящной жизни. О’Ши же просто наслаждались жизнью и плевать хотели на все остальное. Изящного воспитания они не получали, но манеры у них у всех были очаровательные и великодушие поистине безрассудное. Ни один член семьи О’Ши, начиная с Эсмонда, лучшего друга его отца, и кончая шестилетним Майклом, который был на четыре года младше Джонни, не годился в персонажи рассказов о католиках, печатавшихся в «Опасности». Джонни пребывание в их обществе давало столько радости, столько восторгов, что, когда наставало время расставаться с ними и возвращаться в респектабельную часть Города, в свою собственную респектабельную постель, его одолевали грусть и уныние. Тогда, десятилетним, он не понимал, отчего это так, и только потом уже, взрослым человеком, оглядываясь назад, понял, что тогдашнее угнетенное состояние порождалось завистью и чувством, неизбежным для детей, над которыми тяготеет призрак Новой Англии и шотландского кальвинизма, — чувством, что есть что-то дурное и греховное в слишком беззаботном веселье.
Зигфриды тоже жили в «неважной» части Города, правда, получше, чем О’Ши. Их район был просто никакой — скучный и бесцветный, в нем не было ничего вычурного и бьющего на эффект, вроде домов нуворишей, или непонятного и зловещего, вроде жилищ Слободки. Никто из обитателей респектабельной части Города точно не знал, что это за люди живут за кладбищем и как они зарабатывают себе на жизнь. Они представлялись в виде серой безликой массы — все, кроме Зигфридов, занимавших огромный дом с большим газоном впереди, на котором красовались затейливые чугунные фонтаны и цементные гроты с искусственными сталактитами, поросшие мохом и карликовым папоротником. В прошлом Зигфриды были богаты и до сих пор жили на прибыль, получаемую с нефтяного промысла, который был задавлен беззаконными операциями спрута, руководимого благочестивым Рокфеллером. Их дело было создано Иоганном Зигфридом, перекочевавшим в Америку из Германии после беспорядков сорок восьмого года, и потеря этого дела стоила ему жизни — он очень гордился тем, что, приехав в Америку без гроша недоучившимся революционно настроенным студентом, сумел своими силами разбогатеть. Он умер, но после него остались сын и две дочери, которые и жили в этом большом доме со своими детьми.
Зигфриды, с точки зрения Города, имели два крупных недостатка: они были католиками и жили за кладбищем, и если бы не музыка, Джонни никогда не познакомился бы с ними, потому что к политике они никакого касательства не имели. Зато если дело касалось музыки, обойтись без Зигфридов оказывалось невозможно. Это они — Луис Зигфрид и его сестра Берта — вносили недостающую сумму, чтобы обеспечить полный сбор, когда в Город приезжал какой-нибудь хороший музыкант или оркестр. А в том мирке музыке приходилось туго, потому что лишь немногие из людей, живших в домах с башенками, интересовались ею. Лишь приподнявшись слегка над уровнем коробейников, начинали они понимать, что вкус к музыке — один из признаков цивилизованности, более того, ценное качество в глазах общества, и тогда карманы их немного приоткрывались; но когда Джонни впервые приобщился к Моцарту и Брамсу, музыка была предоставлена попечению Зигфридов да еще нескольких безденежных людей, вроде мисс Эйнсуорт, которая истратила все свои сбережения на покупку рояля.
Работниц, носивших неудобопроизносимые имена и до сих пор не расстававшихся с многочисленными юбками, всему Городу поставляли Слободка и синдикатские дома. По-английски они говорили еле-еле, шли работать за несколько долларов в месяц и вначале, как и следовало ожидать, имели весьма смутные понятия о гигиене и держались угрюмо. Кое-кто из них был нечист на руку, очевидно, успев усвоить, что каждый человек «сам себе закон» — философский принцип, сложившийся отчасти в результате безысходной нищеты, отчасти из убеждения, что в новой свободной стране никто не станет наказывать их за мелкое мошенничество; способствовали этому, без сомнения, и рассказы из жизни владельцев фабрик и заводов, которые им приходилось слышать. Раз в неделю они возвращались в Слободку провести час-другой со своими семьями и обыкновенно уносили в карманах пышных многослойных юбок яйца, сахар и деликатесы, незнакомые обитателям трущоб. Иногда они уносили и ценные вещи, которые впоследствии пытались продать. Некоторые делали это с наивным видом и бывали очень удивлены, когда их увольняли или грозили наказанием.
В Городе они привились. На улице, где жил Джонни, их можно было встретить в каждом доме — неловких, неуклюжих крестьянских девушек с огромными руками и ногами, туго соображающих и бестолковых, в общем неплохих, но зачастую не имевших никакого представления о правилах нравственности — и положиться на них
