Демоническая женщина - Надежда Александровна Лохвицкая

Вот, например, какая-нибудь семья устраивает у себя прием, сзывает гостей.

Начинаются приготовления.

И, дымясь, как перед боем,

Фитили горят.

Да, именно. Фитили горят. Чистится квартира. Все обиходно-скверное припрятывается. Враг не должен видеть слабого места. Он направит на это слабое место огонь, и сражение проиграно.

Если на ковре пятно – на него ставят столик, кресло. Если на скатерти дыра – ее закрывают корзинкой с печеньем, вазочкой с цветами. Купают детей и собаку, моют кота бензином, чистят дверные ручки и переворачивают диванные подушки свежей стороной наружу. Если в доме водится какая-нибудь неэстетическая тетка с флюсом, – ее запирают в плакар.

Все вычищено, все прибрано, что нужно, закуплено, на лицах зверски-напряженная улыбка: голыми руками нас не возьмешь.

И, дымясь, как перед боем,

Фитили горят.

А тем временем гости тоже вооружаются.

– Я не могу надеть коричневое платье, – с отчаянием говорит мужу приглашенная дама. – Я в нем была уже два раза.

И муж тоже понимает, что это трудно, что это обнаруживает нечто такое, в чем признаваться нельзя, – отсутствие лишних денег.

– Накинь мех, будет холодно.

– А вдруг у них натоплено? Еще хуже, если догадаются, что я нарочно мех надела.

Муж вздыхает. Что тут посоветуешь? Прямо хоть отказывайся от вылазки. С таким оружием во вражескую крепость!

– Посмотрите, Серж, – говорит теща, – незаметно, что у меня рукава на локтях блестят?

– Может быть, лучше мамаше остаться дома? – испуганно шепчет жене Серж.

– Ну, знаешь, их бабушка не лучше.

Муж вспоминает «их бабушку» и радостно констатирует, что это такая брешь в укреплении, благодаря которой их всех можно штурмом взять.

– Я расскажу им, как я в ресторане сидел почти за одним столом с великим князем.

– И не забудь сказать, что ты передал ему свою зажигалку.

– Ах, верно. Я и забыл.

– А они скажут, – вступила теща, – по ресторанам князьям зажигалки подает, а жене приличного платья сшить не может.

– Ну, я как-нибудь выкручусь, – героически решает жена.

Глаза у нее сверкают. Она не сдастся живая.

– Я им скажу, что меня пригласила на все лето одна страшно богатая дама в… куда?

– Шпарь – в Италию, – решил муж.

– На время жары на озерах, а то так в Венецию, – согласилась жена.

– Путешествовать на яхте, – посоветовала теща. – Это еще шикарнее.

– Так надо все-таки условиться, а то так завремся, что все вылезет наружу.

– Собственно говоря, здесь даже особенной лжи нет. Ведь Маня приглашала меня на целую неделю к ней в Медон. Ну, а здесь немножко дольше, и не в Медон, а в Италию. Чего же тут уславливаться?

Перед уходом оглядывают себя в зеркало и осматривают друг друга.

– Перчатки не забыла?

– Почисти отвороты… Вот щетка.

– Боже мой! С мизинца лак слез. Подожди минутку.

– Мамаша, напудрите немножко нос. Нельзя же так. Вид такой, точно вы прямо из кухни.

– Так ведь оно и правда.

– Но совершенно лишнее, чтобы все об этом знали. (Ружья начищены. Пушки наведены. Затворы смазаны. Прицел взят. Недолет. Перелет. Ба-бах!)

– Идем.

Бой назначен на девять часов.

Все готово.

Штурм ведется с нескольких концов.

Сердюковы, Лютобеевы, Бабаносовы, Гринбаум (партизан-одиночка).

Идут. Пришли. Ворота крепости широко растворены. Но доверять не следует.

Мадам Бабаносова первая открывает огонь:

– Батюшки, какой шик! В передней, и вазочка с цветами! А мы и в гостиной-то никогда не ставим. Петя не любит. От цветов, говорит, только лишний сор и посторонний запах.

– Нет, отчего же, – вступает муж (резервные войска). – Я люблю цветы, но такие, которые действительно украшают – огромный букет хризантем, куст белых лилий.

– Ах, не люблю, – защищает прорыв хозяйка. – Лилии слишком сильно пахнут.

Тут супруг Бабаносов выкатывает дальнобойное орудие:

– А эти ваши нарциссики не пахнут? Разница только та, что лилии пахнут лилиями, а эти нарциссики – конюшней. Уж вы, хе-хе-хе, не сердитесь.

– Ну, что вы, что вы! – вдруг вступается партизан-одиночка, который при виде бутылки коньяку подло сменил вехи и перешел на сторону осаждаемых. – Нарциссы – любимые цветы японских самураев.

Это партизану даром не проходит. «Поймать! Расстрелять!»

У партизана в семье скандал. Мамаша сбежала с парикмахером.

– А как здоровье вашей матушки? – елейно-почтительным тоном спрашивает Сердюков.

– Благодарю вас. Она уехала на юг.

– Что так?

– Просто немножко отдохнуть.

– Устала, значит? Впрочем, это очень благоразумно. В ее возрасте следует себя очень беречь.

У партизана забегали по скулам желваки. Он оборачивается к ехидно улыбающейся жене Сердюкова и говорит почтительно:

– Вы, значит, тоже едете на юг отдохнуть? – Этим «значит» запалил ей прямо в лоб.

Лютобеева немедленно подобрала труп Сердюковой и старается его оживить:

– Какое прелестное это ваше платье! Сейчас видно, что из хорошего дома. И какая вы в нем тоненькая.

Сердюкова возвращается к жизни. Но хозяйка дома не дремлет.

«Огонь!» – командует она сама себе и говорит Сердюковой восторженно:

– Да, замечательно удачное платье. Я всегда на него любуюсь.

Убила. «Всегда»!

Но Сердюкова еще шевелится:

– Ах, я его без конца ношу. Наверное, всем уже надоело. Новые платья висят в шкапу, а я все треплю это и не могу с ним расстаться. Муж говорит: «Зачем же ты нашила себе столько новых, раз ты их не носишь?»

Хозяйка в ответ грустно улыбается, как врач, который смотрит на агонию своего пациента и знает, что наука бессильна, а пациент все еще надеется.

А в это время между хозяином и Бабаносовым идет крупный моральный мордобой. На тему испанской войны.

Бабаносов лезет на приступ, хозяин поливает его по старинке с крепостной стены кипятком.

– Народ не потерпит власти Франко! Испания изойдет кровью! – кричит Бабаносов.

– А вашему сердцу дорог коммунизм? – шпарит его хозяин. – Вот уж не думал, что буду принимать у себя большевика!

– И так и будет, – не слушает его и орет Бабаносов, одновременно переворачивая во рту бублик с маком. – Так и будет! И не отгородитесь вы от жизни вашими цветочками и вазочками.

– Петя, оставь! – урезонивает его жена. – Симпатии нашего милого хозяина давно всем известны.

– Да-с. И хорошо, что известны! – орет хозяин и вдруг бахает из орудия большого калибра: – По крайней мере, никто не посмеет сказать, что я большевистские векселя учитывал.

Бой идет долго по всему фронту, с последним метро атакующие отступают, унося убитых и раненых. Дома зализывают раны.

– В общем, было довольно мило. Во всяком случае, оживленно.

– Бабаносиха воображает, что еще может